Долгое море - [12]
— Господин, господин! — Барон Каэверли вздрогнул, напрягся и, с дикой неохотой отстранившись от «партнерши», глухо произнес:
— Прошу меня простить, госпожа графиня, я вынужден ненадолго вас оставить.
По кукольному личику графини промелькнуло выражение крайней досады, почти сразу же сменившееся на высокомерно-благожелательную улыбку.
— Что ж, вас, благородных эвларов, долг часто отрывает от нас, слабых эвли. Идите и возвращайтесь, ваша эвли вас дождется.
Барон глубоко поклонился и ожег страстным поцелуем ручку графини, после чего картинно насупил брови, выпятил грудь и, гремя каблуками, вышел из бальной залы. Впрочем, едва только изящная дверь залы закрылась за его спиной, как его грудь тут же вернулась в более привычное состояние, а выражение лица мгновенно превратилось в озабоченно-злое.
— Ну что там еще, Тревлен? Я же велел меня не беспокоить…
— Прошу простить, Ваша милость, — испуганно пробормотал его личный слуга, — но там приехали… приехал Кругзан и требует немедленно допустить его к вам. Я проводил его в ваш кабинет.
— Кругзан? — Барон нахмурился. Кругзан являлся его доверенным лицом в нескольких весьма… м-м-м… опасных предприятиях. Опасных, но прибыльных. О-о-очень прибыльных.
После того как напыщенные тупицы с ослиными мозгами, не видящие ничего дальше своего носа и зацикленные на дворянском кодексе и родовой чести, ушли к этому новоявленному самозванцу, в попытке обмануть всех принявшему имя легендарного императора, здесь, на западе, у знающих и-и-и… небрезгливых людей появились неплохие шансы серьезно улучшить свое положение. А положение барона Каэверли к тому моменту даже самый деликатный собеседник однозначно должен был оценить как полную жо… кхм… безнадежность.
Папаша барона был типичным дубоголовым аристократом, кичащимся славными предками и родовой честью, для поддержания которой на кажущемся ему должным уровне папаша немилосердно тратил и весь доход, поступающий от не очень-то и богатого баронства, и приданое жены. Зато его охоты и пиры славились на все графство, а сам барон Каэверли-старший слыл среди общества истинным аристократом и хлебосольным хозяином. Ну и богачом, куда уж без этого. Так что его сын и наследник считался весьма выгодной партией и пользовался большой благосклонностью как у потенциальных невест, так и у веселых вдовушек, не только с благодарностью принимавших от «такого красавчика» всяческие подарки, но и с лихвой вознаграждавших галантного кавалера. Что уж говорить про остальную дворянскую молодежь, среди которой он являлся одним из кумиров. Надо ли уточнять, что подобное положение дел Каэверли-младшему очень нравилось. И почиталось им как совершенно заслуженное и незыблемое. Впрочем, так оно и было… До смерти папаши. А вот потом выяснилось, что баронство по уши в долгах, и новоиспеченный наследник старинной и благородной фамилии фактически банкрот.
Так что то, что случилось после этого печального события, было вполне закономерно. Потенциальные невесты, ранее изо всех сил стреляющие глазками и одаривающие многообещающими улыбками, мгновенно перестали замечать новоиспеченного барона, верные друзья и собутыльники исчезли, как и не бывало, двери домов веселых вдовушек также захлопнулись. Ну а сам теперь уже полноправный барон Каэверли, вместо того чтобы, как он и привык, проводить время в столице герцогства (в Эл-Северин папаша его не отпустил, и он теперь понял почему), вынужден был запереться в родовом замке, где и держать оборону от многочисленных кредиторов. Слава богу, еще предыдущий император утвердил право владетеля земли отказывать в доступе в замок кому бы то ни было, кого этот самый владетель видеть не хочет. К коим, естественно, и относились как кредиторы, так и нанятые ими судейские «чинушы». Так что пока барон прятался в своем замке, кредиторы не могли даже вручить ему уведомление о вызове в суд… Именно тогда, сидя в холодном и темном замке долгими унылыми вечерами, молодой барон поклялся себе вернуть блеск своему роду и-и-и отомстить всем тем, кто в тот момент при виде его кривил губы и презрительно морщился. И надо сказать, будущее показало, что эта клятва не оказалась пустым сотрясанием воздуха очередного экзальтированного юнца, находящегося на пике пубертатного периода. Ибо надо сказать, с той поры барон изрядно приблизился к воплощению этого обещания.
— Что случилось, Кругзан? — раздраженно спросил хозяин замка, входя в свой кабинет. Здоровенный детина звероватого вида, устроившийся в массивном деревянном кресле, сбитом из толстенных деревянных плах и стоявшем через стол напротив хозяйского кресла, при виде хозяина вскочил на ноги и довольно неуклюже поклонился. Ну да, Кругзан никогда и не был образцом этикета. Его ценность для барона Каэверли заключалась совершенно в другом.
— Я только что из Ггурбаха, — хрипло заговорил детина. — То есть я со своимя обретался у Торжного хутора, как вы и велели. Урожай Черной смолки в энтом годе не очень, но урок мы почти собрали. И все было в порядке, пока четыре дня назад подпасок, которого посылали в Ггурбах за маслом, не принес слух, что банда Кривого Кабана — все. Я отправился туда и-и… точно все. Ну, я и тут жа к вам.
