Долго и счастливо! - [108]

– Хорошая девочка, – простонал он, вбирая одну грудь в рот как можно глубже. Я стонала, держа его за голову. Хотела, чтобы он ни за что не останавливался.

Уэс раздвинул коленом мои ноги, устраиваясь между бедрами. Движение, к которому я привыкла за многие месяцы занятий любовью с моим мужчиной. Сегодня он хочет быть близко, как можно ближе. Он прижался ко мне всем телом. Без промедления приподнял мои бедра и вошел в меня своим толстым членом на всю длину. Я задохнулась, сжимаясь вокруг него, и вскрикнула:

– О боже!

Он отстранился и потом вонзился в меня мощным толчком.

– Я буду любить тебя целую вечность, Миа.

Отступление, затем мощный рывок.

– Всегда буду любить, – пообещал Уэс, входя в ритм.

Я цеплялась за Уэса, шепча слова любви и клятвы верности ему в шею, в губы, в грудь – везде, куда могла дотянуться, пока напряжение не стало невыносимым. От низа позвоночника во все стороны начала распространяться пульсация, мне стало жарко, я остро чувствовала каждое движение. Его толстый член вонзался в меня снова и снова, еще раз, другой, третий, пока зажженная им искра не превратилась в ослепляющее пламя.

Нависшее надо мной тело Уэса было прекрасной машиной из плоти и крови, нацеленной на удовлетворение желания и доставляющей мне столько удовольствия, сколько я в состоянии перенести. И я принимала, принимала, а потом снова провалилась в бездну. Его рот заглушил мои крики, чувствуя на вкус мое желание. Я укусила его губу, он напрягся всем телом, сжимая меня так, будто улетит в космос, если отпустит. Еще несколько быстрых мощных толчков, и он рухнул на меня. Мое тело превратилось в комок нервов, и меня еще раз пронзило удовольствие, когда он кончил в меня.

Мы лежали и тяжело дышали, уткнувшись друг в друга. Я вдруг подумала, как же я была ему нужна. Когда его мать выступила со своей идеей, он почти не сопротивлялся. Может быть, с самого начала не собирался следовать ее правилам.

Я подняла голову Уэса за подбородок. Он взглянул мне в глаза.

– Тебе хорошо? – хрипло спросила я.

– Я же с тобой. Конечно, мне хорошо, – ответил он.

«Хороший ответ», – подумала я, отодвигаясь чуть вбок, чтобы поцеловать его, и потом возвращаясь обратно.

– Почему ты решил нарушить традицию?

Он хмыкнул, помолчал, потом ответил с хитрым блеском в глазах:

– На самом деле я придерживаюсь традиции.

Я нахмурилась.

– Не поняла?

– Ну, есть традиция, согласно которой, если ты хочешь быть с любимым человеком весь год, надо поцеловаться в новогоднюю ночь ровно в полночь.

Я бросила взгляд на часы. Было пятнадцать минут первого.

– Но уже за полночь.

Он ухмыльнулся.

– О, я целовал тебя в двенадцать. Ровно в это время ты кричала мне прямо в рот во время не первого, нет, второго оргазма. Я впитал его весь.

– Ты извращенец. – Я игриво толкнула его, и он лег рядом со мной. Провел руками по моему телу, словно стараясь запомнить каждую секунду.

– Ты готова к завтрашнему дню?

– Более чем.

Он широко улыбнулся.

– Вот почему ты здесь? Убедиться, что я не собираюсь играть в сбежавшую невесту? – спросила я, прижимаясь к нему.

– Нет, я уверен в нашей любви. Я просто не чувствовал необходимости провести эту ночь порознь. У нас и так было достаточно ночей в разлуке, тебе не кажется?

Я поцеловала его в области сердца.

– Ты прав. Слишком много. Это будет наша традиция – целоваться в двенадцать часов на Новый год и проводить ночь перед свадьбой в объятиях друг друга.

– Это лучшее место на земле. А теперь спи. Завтра напряженный день. – Он подмигнул и поцеловал меня в лоб.

Эпилог

Уэстон

Когда ты смотришь в глаза человеку, с которым собираешься провести остаток жизни, это сшибает с ног. Это последняя женщина, которую я буду целовать в жизни. Последняя женщина, с которой я буду лежать на прохладных простынях. Единственная женщина, с которой я проведу все отпущенные мне дни. Ощущение удивительной окончательности, и при этом это не чувствуешь конец. Чувствуешь облегчение. Как будто ты трудился много дней и наконец достиг цели. Вот она, цель. Этот миг – счастливый финал. Для нас обоих.

Миа. Когда она ступила на крыльцо под руку с братом, все ускользнуло.

Звук океанских волн утих.

Гости, наблюдающие, как босоногое видение в белом спускается по ступеням и идет по каменной дорожке… исчезли.

Сестра, стоящая рядом со мной… исчезла.

Священник… исчез.

Осталась только Миа. В моей жизни всегда будет только Миа. Я живу ради нее. Если бы не она, меня бы здесь не было.

Она ступала в такт музыке, которую я больше не слышал. Одна длинная нога, за ней вторая. Простое элегантное платье. Подходящее ей. Тонкие лямки, глубокий вырез, россыпь кристаллов по краю. Мне нравится ее фигура. Песочные часы с роскошными формами. Платье сужается к талии и, расширяясь книзу, колышется на январском ветру. Прекрасная погода в Малибу подарила нам плюс двадцать пять градусов в самый важный день в нашей жизни.

Голые плечи, руки, ноги, босые ступни. Единственные яркие пятна – ее иссиня-черные волосы, розовые ногти на ногах и красные губы. И, конечно, глаза. Светло-зеленые, как зеленые аметисты, если сравнивать их с драгоценными камнями.

Эти глаза преследовали меня с самого первого дня, когда она сдернула мотоциклетный шлем и я увидел, как в них отражается солнце. Я сразу понял, что это конец. Чего я не знал, что она – еще и начало и середина. Мне не нужен мир, в котором нет Миа. Она превращает темные дни в светлые, печаль в радость, а хорошие дни делает прекрасными. Я сделаю все на свете ради женщины, которая идет ко мне, чтобы стать моей женой. Могу только надеяться, что я – все, что ей нужно. Отныне и навсегда.