Долгий дозор - [6]

— Умерли они, — севшим голосом сказал он. И уже совсем шепотом, скороговоркой: — Мама Таня от горячки умерла, дед Николай чуть раньше, чем она, а отец полтора года назад в дозоре сгинул…

— Извини, Егор, — серьезно сказал Зия. — Извини, дорогой, не знали мы. «Сгинул»… это значит, что еще есть надежда?

Егор только помотал головой. Говорить он побоялся. Так и разреветься можно…

А отец уже не вернется, нет! Это уж так водится меж людей — говорить, мол, «в дозоре сгинул». На самом деле шайтан-пустыня дозорных никогда назад не отдает, чего уж там лишний раз душу травить и надеяться невесть на что. Ушел отец в дозор к горам, что во-о-он, на горизонте, желтеют, дрожат в мареве горячего воздуха. Там где-то и сгинул. На связь вышел, велел Егорке не забыть у овец подежурить и… сгинул.

Весь Город Егоркиного отца помнит. Те, кто постарше, нет-нет да и скажут чего-нибудь, вроде: «В отца пошел, Егорка-то наш, в отца! Такой же батыр, чего уж там греха таить, шайтана тешить. А глаза материны у него, это уж точно. У Татьяны взгляд тоже суровый был, строгий!»

Егор отца долго дожидался. Несколько раз просил старосту в те же места его отправить. Какая разница, где дозорить? Но староста Володя твердо ему сказал, мол, не перечь, Егор, ничего не выйдет. С той стороны несколько камер слежения именно отец твой и поставил — да пребудет душа его чистая, в сонме праведников! — последнюю как раз и должен был пристроить аккурат на вершине одной из Вишневых гор, как их Старые Люди звали. Мол, отцова это идея была, хотя он, староста Володя, лишним это считал. Наверное, и правильно считал. Через горы мало кому тащиться захочется, хоть они не так уж и высоки. Все шатун-банды южнее идут, не говоря уже о тех, кто со стороны Челябы и Эко-терем-бурга прутся. Вода, все дело в ней. Не захочешь воду с собой на горбу по косогорам и обрывам тащить — обходи горы стороной.

А ведь все-таки получается, неправ был староста! Гора Сугомак неподалеку от Вишневых гор стоит, а именно оттуда Зия с Саввой пришли, именно оттуда! И она, кстати, самая высокая здесь. Вот отцова камера, кабы установил он ее тогда, и засекла бы нынче пришельцев. Как бы выспросить у них, какого растакого шайтана их через горы понесло? Нет, действительно, какого?

А вот насчет платка-косынки это они верно заметили. Егор не любил шлем. Защита, конечно, хорошая, но если ни система целенаведения не работает, ни шлем-ларинги не нужны — на кой ляд его таскать? Поддув по макушке — неплохо, конечно, но Егор и так обходится. Ларинги у него с трех лет вживленные — спасибо отцу! — а чужой шлем надевать, так это надо его с калашом сопрягать — не родной все же! А с чужим шлемом калаш через Сеть только по общему протоколу связи работает. И дед, и отец говорили, что это много хуже… да и помехи в бою навести могут.

А уж в ближнем бою СЦН многих подвела. Как только человек чутье утрачивает, на хитрые приборы полагается, то тут ему и конец. Все равно что без компа считать не уметь или читать не хотеть научиться под предлогом, что любой файл тебе автоматом озвучивается, если захочешь. Отец в свое время даже несколько языков знал, не полагаясь только на режим перевода. «Ты смекай, Егорка! — говорил он. — Вот например, говоришь ты человеку простенькое слово „ага!“. Так его же можно с десятком разных интонаций произнести! И не всегда режим переводчика их уловит и смысл не переврет. Вот, к примеру, прихожу я домой и спрашиваю, кто это опять отцовский шлем надевал, в дозорного играл? А ты мне — „ну не знаю“. И может эта фраза означать, что надевала шлем шустрая Маринка-две-косички, да только тебе ее сдавать не хочется. А может — что ты сам его на своей голове примерял, да еще о камень башкой бестолковой бился, прочность шлема проверяя. Ну а сказать об этом почему-то стесняешься. Понял? Вот то-то, Егорка! Учись!»

— А давай-ка, Егор-батыр, мы тут один фильм-файл на ночь глядя посмотрим, — вдруг предложил неугомонный Зия, прервав Егоровы думы. — Скоротаем житьишко наше скучное, дозорное. И мы, старики, душу потешим, и ты, молодой и красивый, уму-разуму наберешься! Как ты на это смотришь, батыр?

— Ну… не знаю… — забормотал застигнутый врасплох Егор и вдруг загорелся. Староста — тот более всего на нравоучительное налегает, а чего поинтереснее смотреть не дает. Говорят, у него в компе много чего такого запрятано, что только смотри и попискивай от восторга. И по истории Джихада, и про космос, и про Москву! Взрослые, говорят, иногда смотрят, но Егору-то еще по возрасту не положено! Обидно, конечно… в дозор, значит, как все взрослые ходи, а файлы художественные смотреть нельзя! Тоже мне, нашли малявку-головастика… пичкают детскими фильм-файлами.

— Давай-давай, — прогудел Савва. — Вон, у батыра нашего глаза так и загорелись. Ты ему по истории чего-нибудь поставь. Вон, «Сэйвинг» хотя бы, да? Там все-таки Оман Васильев деда Сережу играет, не верблюд чихал — классика! Ты не видел ли, Егор?

— Нет, не видел, — сказал Егор, активировав украдкой нарукавное зеркало и быстренько глянув на себя. Неужели по лицу его видно, что у него глаза загорелись? Староста Володя, когда распекает его, так вечно в сердцах скажет: «Упрям ты, Егор, весь в отца! Если ты себе чего в башку вбил — хоть режь тебя, хоть ешь тебя — все одно: морда каменная! Ничего по ней не прочитаешь, ей-богу, прямо как статуе в лицо смотришь!» Егор даже гордился этим. А чего бы не гордиться-то? Воин все-таки, настоящий воин… хоть и не пускают в Храм, когда взрослые файлы смотрят.