Долгий, долгий сон - [10]

— Значит, я твой первый психолог? — спросила доктор Биджа и усмехнулась с подкупающей самоиронией. Я слегка расслабилась. — Ладно, в таком случае, чтобы внести окончательную ясность, я должна тебе сказать, что работаю на ЮниКорп, в Юнишколе. — Я еще раз обвела глазами ее кабинет. Честно говоря, до сих пор я даже не догадывалась, что сижу в кабинете школьного психолога. — Насколько я понимаю, ты очень скоро начнешь посещать занятия?

— С понедельника, — подтвердила я.

— Так быстро? Должно быть, тебе немного страшно.

— Не страшнее, чем обычно, — пожала плечами я.

Она озабоченно посмотрела на меня.

— Конечно, ведь ты до сих пор находишься в шоке.

Я смущенно поежилась.

— Знаете, мне бы не хотелось об этом говорить.

— Конечно. Я так и поняла. А теперь еще один важный момент. Ты должна знать, что, несмотря на то, я получаю зарплату в ЮниКорп, врачебная клятва и закон обязывают меня к сохранению строгой конфиденциальности. Ни ЮниКорп, ни мистер Гиллрой, ни школьная администрация не имеют никакого доступа к моим записям. Все, что ты захочешь мне сказать, будет храниться в строжайшей тайне, и все записи, которые я делаю во время нашего общения, будут находиться исключительно в моем распоряжении.

Я кивнула. Насколько я могла судить, это было довольно стандартным соглашением. Я раньше никогда не имела дела с психологами, но любой человек, вхожий в круг ЮниКорповской элиты, имел маломальское представление об их деятельности. Похоже, контроль над миром пробуждает у великих людей острое желание обсудить свои проблемы с психологом.

— Итак, что ты знаешь о Юнишколе?

Я снова помотала головой:

— Ничего.

Кивнув, доктор Биджа сняла с одной из полок брошюрку и протянула мне:

— Если ты собираешься у нас учиться, я обязана вручить тебе наш пресс-релиз, так что изучай! Юнишкола — это частная средняя школа самого высокого и, по известному совпадению, самого дорогого уровня. Сюда прилетают учиться молодые люди со всей солнечной системы. В Юнишколе учатся как пансионеры, так и приходящие ученики. Пансионеров у нас около шестидесяти процентов. Что касается приходящих учеников, к каким будешь относиться ты, то это в основном дети высокопоставленных сотрудников ЮниКорп. Ты уже заметила, что практически все жители Юни-района работают на ЮниКорп?

— Мои родители участвовали в основании этого поселения, — напомнила я. — Они с самого начала имели это в виду.

Юнирайон на самом деле был настоящим небольшим городком, включавшим в себя жилой комплекс Юникорн и множество других, более дешевых домов и кондоминиумов, населенных сотрудниками среднего и низшего звена ЮниКорп. Все жители Юнирайона либо сами работали на ЮниКорп, либо обслуживали людей, работавших на корпорацию. Через шестьдесят лет после смерти своих родителей я пожинала плоды их дальновидности. Юнирайон был идеально спланированной средой обитания. Здесь не было нищеты и насилия, за порядком неусыпно следила Юнирайонная полиция — само собой, нанятая, оплаченная и подчинявшаяся ЮниКорп. Перед тем как я в последний раз погрузилась в стазис, Юнирайон только-только закладывался. Это было очень удобно маме и папе — они могли пешком дойти до Юни-Билдинга, где располагались главные офисы корпорации. Это, конечно, не означает, что мои родители куда-то ходили пешком. В отличие от них, мне приходилось регулярно таскаться в город, чтобы посещать ту или иную школу. В то время в Юнирайоне не было учебных заведений для детей элиты. Теперь, помимо нескольких начальных школ, появилась Юнишкола для старшеклассников, а также Юнирайонная школа для детей — я честно старалась придумать синоним к словосочетанию «корпоративная пехота», но у меня ничего не получилось — короче говоря, для детей, чьи родители не принадлежали к верхушке ЮниКорп.

— Ну, конечно, — еле заметно улыбнулась Мина. — Я уже вижу, что мне придется как следует готовиться к нашим сеансам. Наверное, мне нужно будет освежить в памяти историю. После беседы с тобой мне захотелось как следует поговорить со своей мамой.

Ее слова вызвали странную бурю у меня в груди. В эти дни такое случалось со мной постоянно. Доктора сказали, что я еще, по меньшей мере, целый год буду страдать от последствий стазисного истощения. Неприятное ощущение в груди объяснялось воздействием эмоций на мое истощенное сердце и застоявшиеся легкие. Я закашлялась, пытаясь заново запустить работу своих внутренних органов, хотя это редко помогало. Не помогло и на этот раз, поэтому я сделала глубокий вдох и как можно небрежнее сказала:

— Конечно.

При этом я посмотрела на доктора Биджа. Я не сказала ей: «Мне бы тоже хотелось поговорить со своей мамой», но похоже, мы обе знали, что я об этом подумала.

— Непременно позвоню ей сегодня вечерком, — сказала Мина, прежде чем сменить тему. — Как ты относишься к тому, что тебя зачислили в Юнишколу? Готова вернуться к занятиям?

Я опять покачала головой.

— Не знаю. Наверное.

— Совсем не волнуешься? — не отставала Мина. — Как-никак, тебе придется нагонять шестьдесят лет истории и технологии!

— Не думаю, что замечу какую-нибудь разницу, — пожала плечами я.

— Вот как? Надеюсь, ты легко освоишься, это сделает обучение гораздо более приятным.