Долгая ночь - [9]

– Ты просто пылаешь! Я должна послать за доктором Кори, – решила она и быстро вышла из комнаты, чтобы найти Генри.

С того времени, когда выяснилось, что у Евгении врожденная болезнь легких, любое, даже малейшее недомогание у меня, Эмили или у папы вызывало у мамы паническое беспокойство. В таких случаях она нервно расхаживала взад-вперед, ломая руки. Ее лицо было бледным, в глазах тревога. Старый доктор Кори приезжал к нам очень часто, и папа говорил, что лошадь доктора может найти дорогу к нашему дому с завязанными глазами. Иногда маму охватывало какое-то безумие, и она настаивала, чтобы Генри привозил доктора в нашем экипаже, не дожидаясь, пока доктор запряжет свой.

Доктор Кори жил в небольшом доме к северу от станции Апленд. Он был северянином по рождению, но когда ему было шесть лет, его семья переехала на Юг. Папа называл его «новообращенный янки». Доктор Кори был одним из первых жителей Апленда, который имел телефонную связь, но у нас телефона не было. Папа сказал, что, если он установит этот аппарат сплетен в доме, то мама большую часть дня будет проводить с телефонной трубкой, приклеенной к уху, а ему хватает и того, что она раз в неделю собирает всех этих «кур» в нашем доме «покудахтать».

Доктор Кори был маленького роста. В его огненно-рыжую шевелюру уже вкрались седые пряди, взгляд его миндалевидных глаз был полон дружелюбия и молодости.

Как только доктор обратил на меня свой заботливый взгляд, я тут же успокоилась. В его потрепанном саквояже из темнокоричневой кожи всегда были какие-нибудь лакомства. Иногда это были леденцы, а иногда – сахарные палочки.

Пока мы ждали доктора, мама приказала одной из горничных принести мне еще одно одеяло. Мне стало уютнее. Лоуэла принесла немного сладкого чая, и время от времени мама поила меня из чайной ложечки. Я обнаружила, что мне больно глотать, и мама еще больше встревожилась.

– О, дорогая, дорогая, – проговорила мама, – а что, если это скарлатина, или столбняк, или ангина, – всхлипнула она, начиная перечислять все возможные заболевания, о которых читала в медицинских справочниках. Ее мертвенно-бледные щеки были покрыты пятнами, а шея покраснела, что случалось с ней всегда, когда она очень расстраивалась.

– Не похоже это ни на скарлатину, ни на столбняк, – сказала Лоуэла. – Моя сестра умерла от скарлатины, и я знавала одного кузнеца, который умер от столбняка.

– О-о-о! – простонала мама. Она ходила от окна к двери и обратно, с нетерпением ожидая приезда доктора Кори.

– Я говорила Капитану, что теперь нам нужен телефон, но он такой упрямый.

Мама перескакивала с одной мысли на другую, пытаясь хоть немного отвлечься и успокоиться. В конце концов, после такого, казалось, вечного ожидания, доктор Кори прибыл, и Лоуэла спустилась вниз, чтобы проводить его. Мама подавила тяжелый вздох и сделала мне знак потеплее укрыться, когда доктор вошел в комнату.

– Не стоит так расстраиваться, Джорджиа, – успокоил он маму.

Доктор сел на кровать и улыбнулся мне.

– Ну, как ты, Лилиан, дорогая? – спросил он.

– Я не могу согреться, – пожаловалась я.

– О, я понимаю, но мы это исправим, – он открыл свой саквояж и достал стетоскоп. Доктор попросил меня сесть и поднять ночную рубашку, и я, ожидая прикосновения к моей коже холодного, как лед, металла, закричала еще до того, как он притронулся к моему телу стетоскопом. Доктор засмеялся и подышал на стетоскоп прежде, чем коснуться им моей спины. Затем он попросил меня глубоко подышать, чтобы прослушать мою грудь, и я дышала так глубоко, как только могла.

Мне измерили температуру, потом доктор попросил открыть рот и сказать «а-а-а», затем он посмотрел мои уши. Пока доктор Кори обследовал меня, мама с чувством рассказывала о том, что случилось со мной по дороге в школу.

– Кто знает, что было в этой луже? Она наверняка кишела микробами, – причитала мама.

Затем доктор Кори потянулся к своему саквояжу и достал леденец.

– Это поможет твоему горлу, – сказал он, обращаясь ко мне.

– Что это? Что с ней, доктор? – спросила мама, когда доктор медленно и спокойно встал и начал собирать инструменты.

– У нее немного покраснело горло, это просто небольшая инфекция. Ничего серьезного, Джорджиа, поверьте мне. Это часто случается, когда один сезон сменяет другой. Пусть принимает аспирин. Ей необходим постельный режим, Горячий чай, и через день или два она будет здорова, – пообещал доктор Кори.

– Но мне нужно ходить в школу! – закричала я. – Сегодня был мой первый день!

– Боюсь, что тебе придется отправиться на непродолжительные каникулы прямо сейчас, моя дорогая, – сказал доктор Кори.

Если я и жалела себя до слов доктора, то это было ничто по сравнению с тем, что я почувствовала после. Пропустить школу в самую первую неделю, сразу на следующий день? Что подумает обо мне мисс Уолкер? Я не могла сдержать слез и разрыдалась. Ужасные вещи я узнала от Эмили, а мама ничего не отрицала. А теперь еще и болезнь. Все разом обрушилось на меня.

– Ну, ну, – сказал доктор Кори. – Если ты пойдешь в школу, то еще сильнее заболеешь, и тебе потребуется гораздо больше времени, чтобы выздороветь и вернуться в школу. Его слова сразу подействовали на меня, и я перестала плакать, хотя меня все еще трясло. Доктор дал маме таблетки, которые мне надо было принимать. Она пошла проводить его, умоляя при этом еще и еще раз подтвердить, что моя болезнь не очень серьезная. Я слышала их разговор в коридоре и удаляющиеся шаги доктора. Я закрыла глаза, но они снова наполнились горячими слезами. Мама вернулась с лекарством. Приняв его, я уронила голову на подушку и заснула. Я спала долго и, когда проснулась, на улице было уже темно. Мама оставила зажженной небольшую керосиновую лампу и поручила Тоти, одной из горничных, посидеть со мной, но ни в коем случае не засыпать. Я чувствовала себя немного лучше, лихорадка уже прошла, только горло першило. Я застонала, и глаза Тоти немедленно открылись.