Долгая дорога в дюнах-II - [11]

А Илза все плакала, уткнувшись в старое пальто ка вешалке за дверью. Слышать не хотела справедливых упреков Бируты:

— Это надо — наприглашать столько народу! Чуть не два колхоза приперлись — и все из-за него одного! — старательно пилила она. — Миллионерша! Что, он так не приехал бы? Будто не знаешь, что всем этим мужикам все равно к кому и куда, лишь бы выпивка была дармовая!

— Жди, приехал бы… Что-то не похоже, — всхлипывала Илза. — Марту вместо себя прислал, ничего умнее не придумал.

— Ну чего ты себя заводишь? — без особой уверенности в голосе увещевала Бирута. — Сама знаешь, какие у него сейчас неприятности.

— А у него всегда неприятности. Только у меня сплошные удовольствия. Дочку одна растила да всю жизнь от нее скрывала, что родной отец в соседнем колхозе живой-здоровый, даже не кашляет.

— А кто, кроме тебя, дуры, виноват? Он никогда от Хельги не отрекался. Сама ведь его гнала.

Илза быстро вытерла слезы, поправила прическу, взглянула на Бируту с вызовом, словно видела перед собой не ее, а Артура.

— Не нужны мне его подачки! Обойдусь!

— А раз такая гордая, нечего выть. Настроение только себе и людям портить, — и, вздохнув, Бирута добавила: — Приедет, куда он денется.

Марта стояла одна в тени деревьев. Куталась в большую вязаную шаль и, пряча зависть под снисходительной полуулыбкой, смотрела, как отплясывает молодежь. Как же ей хотелось сбросить с себя эту элегантную старческую попону, а с нею лет двадцать в придачу и влиться очертя голову в буйный танец молодой жизни.

Сама того не замечая, она покачивала плечом в такт ритму. Неслышно подошел Калнынь и встал рядом. Она даже не сразу почувствовала его, а заметив, хотела отойти, но он остановил ее:

— Простите, Марта Екабовна, может быть, вам покажется дурацкой моя просьба… Очень хотелось бы с вами потанцевать.

Марта только зябко повела плечами.

— Благодарю, но, увы, я уже стара для таких танцев.

— Напрасно вы на себя клевещете, — Калнынь вздохнул и отвел глаза. Видно было, что никак он не решался сказать что-то еще, не о танцах.

— Я понимаю, конечно, сейчас не время и не место для подобного разговора, — наконец заговорил он. — Но должен откровенно вам сказать — свадьба скорее предлог, чем… Я приехал сюда ради вас, — Калнынь снова вздохнул, помолчал немного, продолжил: — А может, и ради себя. Поверьте, мне тяжко думать, что вы считаете меня лично виновным в изломах вашей судьбы.

Ресницы Марты дрогнули. Что-то уже подзабытое, дотлевающее вновь вспыхнуло и ожгло душу.

— Боюсь, вы напрасно тогда приехали. Для такого разговора время давно прошло и никогда не настанет.

— Прошу вас, не будьте так неумолимы. Кажется, вам никогда не была свойственна эта категоричная прямолинейность.

— Этому хорошо учат следственные изоляторы НКВД. Какая разница — лично по вашей милости или по милости такого, как вы, я там оказалась. Все вы винтики одной адской машины. Вы служили им тогда и сейчас продолжаете верно служить. Значит, приняли, все для себя оправдали. Или же лицемерили и продолжаете этим заниматься, что еще отвратительнее.

— Я вполне понимаю, кого вы подразумеваете под этим огульным «им», — Калнынь тяжело и неприязненно смотрел на свою собеседницу. — Только ведь парадокс: и Артур, и даже вы служите все-таки «им» же. Хотя в душе презираете. Это не лицемерие?

Марта повернулась в нему, чтобы наконец стать лицом к лицу.

— Вот поэтому наш разговор и не получится, Андрис Ягонович. Вы не видите разницы между тем, чему служите вы, и тем, чему служит Артур.

— Это лишь иллюзия, которой вы тешите непомерную гордость или отгораживаетесь от действительности, — спокойно возразил Калнынь. — Более того, отыскивание подобных различий — абсурд, пока вы живете и действуете в пределах нашего строя. Никому не дано от него изолироваться. А если у вас не хватает мужества открыто заявить о своих расхождениях с ним, значит, в душе вы ощущаете правоту и силу нашей системы.

Марта слегка вздрогнула. Последние слова Калныня отчего-то напомнили ей голые стены, зарешеченное окно… Слепит свет лампы на столе у молодого следователя в темно-синей форме НКВД. Он раздраженно кричит что-то. Но только слов не разберешь в оглушительном перестуке колес и вое паровозного гудка…

— Из-звините, я, кажется, немного вам тут… — от смущения Валдис безжалостно теребил щегольской галстук-бабочку, пока не сорвал с шеи совсем. — Ну вот, так и знал.

От непомерного счастья жених, похоже, как следует накачался, но изо всех сил старался держаться в рамках, сообразно своему высокому статусу, и на всякий случай от дерева больше, чем на полшага, не отходил — какая-никакая, а опора.

— Простите, вам тут… Как его… Вы это, Хельгу не видели?

— Нет, сынок, мы твою невесту не прячем.

— Ну да, я так и понял… Из-звините, — очень расстроенный, он повернулся, но отошел недалеко.

— Да, признаться, я оказалась не права, — с колючей резкостью заключила Марта. — У нас с вами вышел-таки необычайно содержательный разговор.

— А знаете… ее нигде нет, — в полном отчаянии пожаловался Валдис. Он теперь зашел к ним с другого фланга. — Я вот хожу-хожу… Всех спросил, а ее никто не видел!