Долгая дорога домой - [79]

Однажды я пришел на работу, а от меня все отворачиваются, никто не здоровается, но и ничего не говорит. Обычно мы все вместе обедали в одной комнате, а тут они меня не пригласили. Встречаю библиотекаршу, и она мне рассказывает, что по всему Ташкенту ходят слухи о том, что завтра крымские татары будут в школах резать детей ножами. Поэтому никто своих детей в этот день в школу не пустил.

Я спросил ее: верит ли она в это? Она ответила: да, верю, раз об этом говорит весь город!

Между моим и соседским участками была калитка, через которую мы ходили в гости друг к другу. Отношения у нас были очень хорошие, внуки и внучки всегда играли вместе, то в моем дворе, то в его. Они были таджиками, а мы – крымскими татарами. В один день перед Первомаем меня позвала жена и показала на калитку. Она была закрыта и с его стороны закручена проволокой. При встрече на улице мой сосед Мунавар ака со мной не поздоровался. То же самое сделала и его жена. Я был вынужден прямо спросить его: в чем дело? Он сказал мне, что весь город говорит о том, что 1 мая крымские татары будут резать людей, и особенно детей. Все верят этому и боятся пускать детей в школу. Об этом же говорили во всех узбекских и таджикских семьях.

Первомайские праздники прошли совершенно спокойно, и люди немного успокоились.

Глава 6 На родину, в Крым!

В национальном движении за возвращение в Крым я непосредственно не участвовал, но душой был с ними. Бывал на собраниях инициативников в Ташкенте, помогал деньгами, когда надо было отправлять делегатов в Москву. Из Бекабада мне привозили письма, а я передавал их нашим делегатам. Аким Эсатов привозил их мне, а я через своих людей передавал их поездами в Москву.

Бывал на совещании инициативных групп в доме Акима Джемилева.

Мы собрались на сороковой день после смерти Мустафы Селимова[193], в ту ночь там собрались руководители всех инициативных групп со всего Узбекистана. Было много выступлений. Мне наиболее запомнились слова Халия Мустафаева – старого учителя из Ташкента: «Кто дрожащей рукой дает три или пять рублей, то от него эти слезные деньги не берите и плюньте ему в глаза. Ему Родина, Крым не нужен. Именно такие несознательные люди говорят, что едущие от имени народа в Москву оттуда привозят ковры и другие ценности, за счет собранных народом денег. Я – инвалид, мне 90 лет. Моя жена тоже инвалид, она слепа на оба глаза, но каждый раз мы даем по 100 рублей. В Москву ездить и требовать возвращения домой надо, чего бы это ни стоило!» Когда совещание закончилось, все 24 участника расходились по одному.

Наша инициативная группа, которой руководил Рефат Годженов, обратилась в ЦК Компартии Узбекистана к Усманходжаеву с просьбой о приеме. В морозный вечер 1987 года нас, восемь человек, принял один из заместителей Усманходжаева. Было это на третьем этаже стеклянного высотного здания ЦК. Мы высказали свои требования о том, чтобы помогли нам вернуться в Крым, что у крымских татар, кроме Крыма, другой родины нет. Нас принимал молодой русский парень лет тридцати пяти. Выслушал вежливо, каждому дал возможность выступить и сказать свое мнение. С нами соглашался, но сказал, что вопрос этот сложный и решение его в Москве. Взял наше письменное обращение и сказал, что передаст его первому секретарю, доложит о том, как прошел прием. В составе нашей делегации были Рефат Годженов, Риза Усеинов, сын и сноха Мустафы Селимова, я – Нури Халилов, сын артистки Зейнеб Люмановой – Руслан Люманов.

Нам сказали, что через неделю сообщат о принятом решении, так как завтра Усманходжаев летит в Москву и заберет с собой наше письмо.

Через неделю мы снова пришли в ЦК, нас пропустили, приняли, но сказали, что ответа пока нет. С тем мы и ушли.

Добились приема представителей крымских татар в Верховном Совете Узбекистана. Были назначены день и время приема. Собралось нас человек сорок. Начальник охраны приказал отойти от здания и ждать. Появился наряд милиции, к нам подошли два майора. Мы испугались и подумали, что нас сейчас арестуют, но майоры пригласили нас в приемную Верховного Совета. Всех посадили за отдельные столики, каждому дали по блокноту и ручку. Объявили, что нас примут заместитель председателя Верховного Совета Беккульбекова, член президиума академик Юсупов и завотделом агитации и пропаганды, фамилию которого я забыл. Его назначили на эту должность после того, как сын его предшественницы Абдуллаевой зарезал на Алайском базаре армянина.

Нас приняли вежливо, сказали, что всех выслушают, постараются помочь. Приняв от нас письмо, секретарь по пропаганде прочитал его вслух. Указал на одну ошибку. В письме было написано: «Обратно переселить нас в Крым». Вас туда никто не переселит. Пишите: «Требуем разрешения на возвращение в родные места в Крым, откуда нас депортировали». Не просите, а требуйте! Все с ним согласились.

Однажды меня нашел мой дядя Якуб Куртиев и сказал, что из Америки приехала наша односельчанка Эсма. Остановилась она у своей сестры Сафие и хочет со мной повидаться. От знакомых я уже слышал, что Эсма живет в Нью-Йорке. Кто-то даже рассказал мне ее историю. Летом 1942 года ее увезли в Германию. Работала она на аккумуляторном заводе. В 1945 году этот город освободили войска союзников. Истощенная, голодная, больная, она сидела на скамейке, не зная, что делать. Какой-то американский солдат привел ее к своему командиру, а тот помог ей уехать в Америку. Там она вышла замуж за крымского татарина, работала, создала семью. У них свой дом. Сейчас она на пенсии и приехала в Узбекистан повидать родных.