Долгая дорога домой - [76]
На следующий год мы поехали в поселок Кугай Наманганской области. В Кугае жил Мамут – младший сын брата моей матери Сеит-Вели. После смерти Мамине – матери его детей – он жил в яблочном саду Кугая со своей второй женой Алиме. Сеит-Вели даи хорошо принял нас. Зарезал кур, приготовил другую еду. Ночевали мы в шалаше. Весь вечер говорили о родных и близких, о своей судьбе на высылке.
На следующий день вместе пришли в Кугай к Мамуту. Он нас хорошо принял, а к вечеру поехали в Ленинабад, где жили его другие сыновья: Сеит-Асан с женой Нурие, Сеит-Яя с женой Женей и дочерью Софа, Сеит-Нафе – Герой Советского Союза со своей семьей. Кроме них, в Ленинабаде жило еще много других моих родственников. Мы не знали их точных адресов и надеялись на русскую пословицу: «Язык до Киева доведет». Так оно и вышло. Расспрашивая людей, мы нашли улицу Ванцети, дом номер 127. До революции в нем была мечеть, а теперь жил Сеит-Асан с женой и сыном. Нурие пела, танцевала, играла на мандолине, но уже тогда она болела и вскоре умерла. Мы гостили в Ленинабаде три дня, и все родственники принимали нас очень хорошо.
Года через три я снова приезжал к ним. Из Ванцети Сеит-Асан переехал в новый дом в Советабад, где получил новую квартиру. Ленинабад называли добытчиком атомной руды. Поэтому в нем были очень хорошие магазины, город строился, появлялись современные кварталы, люди получали удобные по тому времени квартиры.
Рефат водил меня по городу. Зашли в исторический музей. Увидел там бронзовую статую Александра Македонского, который, оказывается, бывал в этих местах. Все родственники вечером встретились на пельмени. Я всех сфотографировал на память.
Особо запомнился следующий приезд в Ленинабад. В тот период была какая-то очередная партийная кампания по борьбе с нетрудовыми доходами, и некоторые люди выбрасывли из квартир на улицу незаконно приобретенные ковры.
В Андижане на улице Карла Маркса жил мой дядя Сеит-Мемет с женой Хатидже и двумя дочерми Зоре и Фатиме. Вместе с ними жила Айше алай – сестра его отца. Я был очень благодарен дяде Сеит-Мемету, так как он очень помог моей семье выжить в годы войны.
В Бекабаде жили сыновья и дочери сестры матери Эбзаде. Туда мы ездили на все свадьбы. Естественно, что начался поток гостей и в нашу сторону. Не буду всех их ни перечислять, ни описывать, а только скажу, что счет шел на десятки. Люди приезжали на несколько дней, а отдельные по необходимости жили и дольше. Точнее – сколько надо. Многое предопределяла близость Ташкента.
Паркент перестал быть районным центром, так как наш район объединили с Верхнечирчикским. Центром района стал Янгибазар (Верхний Чирчик). Иногда меня стали посылать туда на работу. Как-то даже на целый месяц.
В 1960 году мы переехали жить в Янгибазар, в дом Якуба по улице Жданова. Сам Якуб перевез свою семью в Самарканд. За собой он временно оставил детскую комнату. Я тогда работал в янгибазарской парикмахерской, был председателем профсоюза райкомхоза. Два года был членом пленума Ташкентского обкома профсоюзов работников коммунальных предприятий. Хорошо наладил работу профсоюзов района: райкомхоза, пожарной команды, райводхоза. Все стали получать деньги по больничным листам, путевки в санатории и дома отдыха, регулярно проходили собрания, выпускались стенные газеты. С моим уходом все это сразу же развалилось.
Работать парикмахером в Янгибазаре было гораздо легче, чем в Паркенте. Здесь в основном жили корейцы и казахи. Бороды у них жидкие, редкие, их легко брить. Платили они за бритье 40 копеек, а за голову и бороду – 1 рубль. В Паркенте у узбеков и таджиков очень твердые и густые бороды и волосы на голове. Их брить очень трудно и долго. Там за бритье головы давали 60 копеек, за бритье бороды – 30 копеек. Накопить что-либо с такими заработками было очень сложно. В Янгибазаре, кроме плана, можно было собрать еще около 300 рублей.
Как-то мой товарищ Авнер меня спросил: сколько я накопил денег? Я честно сказал: «Ни копейки». И в ответ услышал: «Дурак!» Сам Авнер имел на «черный день» 1500 рублей.
Я задумался. У меня дома был посылочный ящик, в котором я сделал щель и превратил его в копилку, в которую стал кидать деньги. Когда я его открыл, там было 25 тысяч рублей. На эти деньги в 1956 году я купил себе дом. Спасибо Авнеру за то, что открыл мне глаза.
Потом я опять расслабился. Я жил за столовой, когда проходил мимо, то там меня уже поджидали мои приятели Сеитабла, Шевкет и другие. Там продавали бочковое свежее пиво. Я покупал всем по кружке, а они покупали рыбу. Все мои деньги уходили неизвестно на что.
Сестру и братишку я не обижал. Они были сыты, одеты, обуты. До переезда в Ташкент братишка работал в райводхозе гидротехником.
Прошла денежная реформа 1961 года. О ней говорили загодя, к ней готовились. У меня запасов денег было мало, так как я купил себе дом с участком в районе МТС за 28 тысяч рублей. Там было два домика и по 0,7 гектара земли. Каждый дом с виноградником. Один дом оформил на себя, другой на брата Шевкета.
На работу устроиться не мог. Заврайкомунхоза, по национальности кореец, меня на работу не брал. Еще два месяца продолжал работать в Янгибазаре, а семья жила в Ташкенте, на улице Калинина, потом ее переименовали в улицу Хусанбаева. Ко мне пришел парикмахер Маликов. Он до меня работал здесь, а сейчас работает в своей будке в Ташкенте, в районе тракторного завода возле школы. Он предложил обменяться местами. Я согласился и переехал в Луначарск. Меня оформили парикмахером дурменского сельпо. Будка стала моей собственной, так как я заплатил за нее 300 рублей. Будка была новой, специально построенная под парикмахерскую из расчета на одного мастера. Она стояла в очень удобном месте: по пути на кирпичный завод, рядом остановка автобуса, школа. Работа пошла. Собрал много новых клиентов.
