Долгая дорога домой - [24]

24 декабря в большом зале школы специально для меня организовали прощальный вечер. Играла музыка, пели, танцевали. Я прощался с мирной жизнью. Иван Афанасьевич сказал мне тогда: «Танцуй с какой хочешь и делай что хочешь с этими девочками». Девочки и сами были нахальные.

Хозяин квартиры и его жена тоже устроили прощальный обед и даже вернули все деньги, которые я им выплачивал за квартиру и еду. Поблагодарили за честность, аккуратность, дружбу. Проводили до места отправки. Вместе со мной в армию забрали еще двух моих коллег – учителей Евгения Чеснокова и Рыкованова. На мое место приехал работать студент второго курса Лепехов.

Среди новобранцев прошел слух, что нас отправят в ДВК[79], но так как у нас не было теплой одежды, то оставили в ожидании новой команды, уже на запад. 25 декабря 1939 года нас погрузили в товарные вагоны. Довезли до Днепропетровска, где вагон отцепили. Мы перешли в вокзальное помещение. Там уже сидели новобранцы из Узбекистана и пили чай с кишмишем. У них были разноцветные чапаны – пальто. На головах тюбетейки – топу. Вскоре к ним присоединилось еще много новобранцев. Всех нас погрузили в эшелон и повезли в Выборг, мы поняли, что на Финскую войну. Потом почему-то повернули на Белоруссию, и мы приехали в город Витебск. Строем мы пришли в казармы воинской части, где нас накормили. Было очень холодно. Печки отапливались торфом. Все говорили только о войне, о штурме линии Маннергейма, о каких-то финских «кукушках». Через три дня нас снова погрузили в эшелон, мы опять подумали о Финляндии, но нас привезли в город Слоним, где разместили в старых царских казармах из жженого кирпича. Дней десять – двенадцать мы ждали, когда нам выдадут обмундирование. Оказалось, что эшелон с этим грузом где-то заблудился. Наконец нас одели и обули. Шинель и кирзовые сапоги мне попались очень большие. Потом я шинель перешил за свои деньги, а сапоги, тоже за деньги, обменял на более удобные. В общем, со временем аккуратно оделся.

Почти всех новичков зачислили в школу младших командиров. Командовал нами сержант Сухарев. Он начал надо мной издеваться, мучил меня физически, боролся со мной, приставал. Он был здоровее и сильнее меня, это было вроде дедовщины.

На четвертый день моего пребывания в школе меня вызвал в свой кабинет полковой комиссар. Обращался вежливо, все расспросил. Потом устроил экзамен по знанию Конституции, а в конце беседы сообщил, что командование присваивает мне звание заместителя политрука. Он дал мне по четыре треугольника и по две звезды на гимнастерку и на шинель. Все это я прикрепил к петлицам, а звезды пришил к рукавам. На построении перед всем личным составом он зачитал приказ о моем назначении политруком школы младших командиров.

Пробыл я на этой должности не долго, так как вскоре с новым призывом пришел парторг одного из заводов из России, и тогда назначили его. Человек он оказался малограмотный, в политике – ноль. Всю политпросветработу свел к читке газет. Беседами, выпуском стенгазет, оформлением ленинской комнаты занимался я.

После выпуска из школы младших командиров мы все вышли на учения в заснеженное холодное поле. Руководил практикой владения оружием в бою молодой, очень хороший лейтенант Кожухарь[80]. В марте 1940 года из Слонима нас перевели в город Барановичи, в 128-й стрелковый полк, которым командовал майор Ковалин[81]. В этом военном городке раньше стояли польские войска. Городок был хороший. Одноэтажные деревянные дома для солдат. Кухня, столовая, баня, штабной дом, склады и специальное здание, в котором содержались проститутки, которые обслуживали польских солдат. За здоровьем этих девушек и солдат следили врачи. Если солдат хорошо нес службу и не имел нарушений, то командир как поощрение давал ему талон в публичный дом. Солдаты всегда старались заслужить такое поощрение.

Здесь я узнал об окончании Финской войны. Кажется, это было 12 марта 1940 года. За несколько месяцев моего пребывания в Барановическом гарнизоне я трижды менял место жительства.

Моим первым местом службы стала 3-я пулеметная рота 3-го батальона 128-го мотострелкового полка 29-й мотострелковой дивизии[82], в которой я был назначен политруком роты.

Командовал батальоном капитан Пеков[83], а ротой – Иван Ненахов, родом он был из Борисоглебска. Старшиной роты был Петр Петрович Прохоров из подмосковного города Полотняный Завод. Жили мы дружно, уважали друг друга. Я часто дежурил по кухне, вместе со своими бойцами чистил картошку, заготавливал продукты для обедов, помогал поварам. Еда была хорошая, особенно консервированные, в больших банках огурики-корнишоны, которые оказались в польских складах и по наследству достались нам. Рядом со столовой была баня, в которой имелись ванные, душ. Я очень любил туда ходить.

Часто ходил в город. Тогда только появилась кинокартина «Истребители». Сначала я посмотрел ее сам, а потом повел всю роту. Одному по городу ходить было опасно. Убивали! Поляки на нас были злые. Кричали нам: «Ще Польша не згинело!» Много наших солдат они убили поодиночке. Однажды даже целое отделение. Заманили в комнату, накормили, напоили, отравили, а затем всех закопали в землю. Мне, как политруку, дали пропуск, по которому я имел право бывать в городе до 11 часов ночи. После 11 часов на проходной задерживали постовые. Однажды, провожая девушку, я просрочил время, и в часть пришлось возвращаться через дыру арыка под забором. Однажды я познакомился с артисткой областного театра, она была еврейка. Мы собрались в комнатке театра на чей-то день рождения. Все были хорошо одеты, на женщинах золотые украшения. Женщин – человек двадцать, мужчин только четверо. Закуски и напитки высшего класса. Ели, пили, гуляли. Из советских людей я был один. Слава богу, все обошлось хорошо, и я вовремя вернулся в казарму. На этом вечере я познакомился с артистками сестрами Уриновскими.