Документы Нового Завета: достоверны ли они? - [8]
Корпус Паулинум, или сборник написанного Павлом, был составлен приблизительно в то же время, что и четырехчастное Евангелие. [Игнатий и Поликарп (писавшие около 115 г) по-видимому были знакомы с собранием Посланий Павла. 2 Петра в 3:15 и далее, свидетельствует очевидно о собрании по меньшей мере нескольких Павловых Посланий (датировка 2 Петра остается предметом спора, но, коль скоро мы допускаем, что о нем упоминает Послание Варнавы, это указывает на его более раннюю дату).] Подобно тому, как евангельский сборник был обозначен греческим словом Евангелион, Павловский сборник стал известен под названием, состоявшим из единственного слова "Апостолос", где каждое письмо принялись различать как адресованное Римлянам, Первое Коринфянам и т.д. Вскоре затем к Павловскому сборнику приобщили анонимное Послание к Евреям. Деяния, по соображениям удобства, соединили с "Общими Посланиями" (Петра, Иакова, Иоанна и Иуды).
Единственными книгами, относительно которых после середины второго века сохранились существенные сомнения, были некоторые из тех, что приходятся на конец нашего Нового Завета. Ориген (185-254 гг.) упоминает четыре Евангелия, Деяния, тринадцать Павловых Посланий, 1 Петра, 1 Иоанна и Откровение как признаваемые всеми, но сообщает, что иные отвергают Послание к Евреям, 2 Петра, 2 и 3 Иоанна, Послания Иакова и Иуды, наряду с посланием Варнавы, Пастырем Ермы и Дидахэ, и Евангелием от Евреев. Евсебий (около 265-340 гг.) упоминает как всеми признанные все книги Нового Завета, кроме Послания Иакова, Иуды, 2 Петра, 2 и 3 Иоанна, которые некоторыми оспаривались, но принимались большинством. [Сам Евсебий желал бы отвергнуть Апокалипсис, так как сомневался в идее тысячелетнего царства Божьего на земле.] Афанасий в 367 г. утверждает двадцать семь книг нашего Нового Завета как единственные канонические. Вскоре затем за ним следуют на Западе Иероним и Августин. На Востоке этот процесс шел медленнее. Только около 508 г. 2 Послание Петра, 2 и 3 Иоанна, Послание Иуда и Откровение были включены в очередную редакцию Сирийской Библии в дополнение к другим двадцати двум книгам.
По многим причинам для церкви необходимо было точно знать, какие книги наделены были божественным авторитетом. Евангелия, сообщающие обо "всем, что Иисус делал и чему учил от начала", не могли рассматриваться ни на волос ниже по авторитету, чем книги Ветхого Завета. Учение апостолов, излагавшееся в Деяниях и Посланиях, также рассматривалось как наделенное Его авторитетом. Естественно таким образом, что апостольское свидетельство о Новом Завете почиталось в той же степени, как книги пророков Ветхого Завета. Так Юстин Мученик ставит "Воспоминания апостолов" в один ряд с книгами пророков, сообщая, что и те, и другие читаются на собраниях христиан. Ибо церковь, несмотря на разрыв с иудаизмом, не отвергла авторитет Ветхого Завета, но, следуя примеру Христа и Его апостолов, приняла его как Слово Божье. В самом деле, Септуагинта, перевод Еврейского Писания на греческий, сделанный семьюдесятью толковниками для грекоязычных евреев дохристианского периода, до такой степени стала достоянием христиан, что евреи вынуждены были отказаться от этого скомпрометированного таким образом, для них перевода и сделать новый.
Особенно важно было определить, какие книги можно было использовать для утверждения христианской доктрины, и к каким следовало с наибольшей уверенностью апеллировать, споря с еретиками. В частности, когда Маркион составил свой канон около 140 г., для ортодоксальной церкви необходимо было точно знать, какой канон истинен, и таким образом процесс определения этого канона, к тому времени уже начинавшийся, ускорился. Ошибочно поэтому говорить, что церковь впервые приступила к составлению канона только после того, как Маркион опубликовал свой собственный.
Среди других обстоятельств, требовавших ясного определения, какие книги обладают божественным авторитетом, была необходимость решения, какие тексты должно читать во время церковных служб (хотя определенные книги, подходящие для этой цели, не могли быть использованы для разрешения доктринальных споров), а также необходимость уяснения, какие из текстов можно было выдать по требованию имперской полиции в периоды преследований христиан, и какие нельзя было выдавать, не совершая святотатства.
В особенности следует подчеркнуть одно. Книги Нового Завета приобрели свой авторитет не потому, что церковь формально их канонизировала. Напротив, Церковь включила их в свой канон, поскольку уже рассматривала их как боговдохновленные, признав за ними собственную ueHiijCTb и прямой или опосредованный общий апостольский авторитет. Оба первые церковные собора, посвященные определению канонических книг, имели место в Северной Африке - в Гиппо Региусе в 393 г. и в Карфагене в 397 г. - но то, что было совершено на этих соборах, было не навязыванием христианским общинам чего-либо нового, но утверждением того, что стало общей для них практикой.
В связи с историей канона возникает масса теологических проблем, которые мы не можем здесь разбирать, но чтобы наглядно убедиться в том, что церковь совершила правильный выбор, достаточно сравнить книги нашего Нового Завета с различными древними документами, собранными М. Р. Джэймсом в его "Апокрифах Нового Завета" (1924 г.), или даже с произведениями Апостолических Отцов
Монография посвящена истории высших учебных заведений Русской Православной Церкви – Санкт-Петербургской, Московской, Киевской и Казанской духовных академий – в один из важных и сложных периодов их развития, во второй половине XIX в. В работе исследованы организационное устройство духовных академий, их отношения с высшей и епархиальной церковной властью; состав, положение и деятельность профессорско-преподавательских и студенческих корпораций; основные направления деятельности духовных академий. Особое внимание уделено анализу учебной и научной деятельности академий, проблем, возникающих в этой деятельности, и попыток их решения.
Предлагаемое издание посвящено богатой и драматичной истории Православных Церквей Юго-Востока Европы в годы Второй мировой войны. Этот период стал не только очень важным, но и наименее исследованным в истории, когда с одной стороны возникали новые неканоничные Православные Церкви (Хорватская, Венгерская), а с другой – некоторые традиционные (Сербская, Элладская) подвергались жестоким преследованиям. При этом ряд Поместных Церквей оказывали не только духовное, но и политическое влияние, существенным образом воздействуя на ситуацию в своих странах (Болгария, Греция и др.)
Книга известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории Константино польской Православной Церкви в XX веке, главным образом в 1910-е — 1950-е гг. Эти годы стали не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории Вселенского Патриархата, когда, с одной стороны, само его существование оказалось под угрозой, а с другой — он начал распространять свою юрисдикцию на разные страны, где проживала православная диаспора, порой вступая в острые конфликты с другими Поместными Православными Церквами.
В монографии кандидата богословия священника Владислава Сергеевича Малышева рассматривается церковно-общественная публицистика, касающаяся состояния духовного сословия в период «Великих реформ». В монографии представлены высказывавшиеся в то время различные мнения по ряду важных для духовенства вопросов: быт и нравственность приходского духовенства, состояние монастырей и монашества, начальное и среднее духовное образование, а также проведен анализ церковно-публицистической полемики как исторического источника.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.