Доктор Постников - [9]

Страшная собака, ткнув его своей огромной головой, вошла за ним следом, и растворилась в темноте. Петр огляделся, пытаясь определить, где находится собака. Но в пещере было настолько темно, что он не смог разглядеть даже собственные вытянутые руки. Он зажмурил глаза, чтобы они привыкли к темноте, – так он всегда делал, когда без свечи спускался в подклеть у себя в доме. А когда он стал что-то различать, заметил, что пещера имела дощатый пол и стены и больше походила на рукотворный сарай, который собака приспособила под свое логово. Пол, как показалось Петру, был выстлан слежавшейся соломой: она была влажная и чавкала под ногами. Он обвел пещеру взглядом, и она показалась ему достаточно просторной – в ней можно было если не выпрямиться, то находиться в полусогнутом положении. В дальнем углу он заметил очертания собаки, которая, как каменное изваяние, сидела на фоне черных стен, и наблюдала за ним.

«Зачем она меня сюда притащила? – мысленно задавал себе вопрос Петр, продолжая оглядывать собачье пристанище. «Что она задумала?» И едва в его голове промелькнул этот вопрос, как где-то слева от себя он услышал жалобное попискивание. Он сделал шаг в ту сторону и посмотрел вниз. В этот самый момент бледный луч заходящего солнца на мгновение мелькнул в пещере и высветил место, откуда раздался писк. На куче протухшего сена он увидел двух крупных лохматых щенков, которые лежали на спине и тянули свои косматые морды вверх. Он присел, чтобы лучше их рассмотреть, но сразу почувствовал над своим правым ухом горячее хриплое дыхание. Петр замер и медленно повернул голову. Около своего лица увидел два огромных, светящихся зеленоватым светом зрачка. «О, ужас!» – подумал он и отшатнулся. Придя в себя, он с оглядкой на зверя медленно наклонился, чтобы разглядеть щенков, и сразу понял источник смрада. У обоих щенков задние лапы были разодраны, а оголенные в некоторых местах кости – сломаны. При слабо проникающем через лаз свете Петр заметил в глубоких ранах шевелящихся червей. Его затошнило, у него вновь возникло желание выскочить и убежать, но он понимал, что это невозможно. «Так вот зачем она меня сюда затащила. Эти щенки – ее дети! Она хочет, чтобы я им помог. И пока я что-нибудь не сделаю для них, она меня отсюда не выпустит. Но что я могу? Что нужно сделать?» Петр начал думать, но в голову ничего не шло, присутствие реальной опасности смешивало все мысли. Щенки, почувствовав его присутствие, сильнее заскулили, и еще активнее стали дрыгать передними лапами. Петр понимал: рано или поздно собака увидит, что он ничего не делает, и что тогда будет? Его глаза уже привыкли к темноте, и теперь он отчетливо видел, как черви, ползая в гнилой плоти, жадно пожирают ее. А щенки, когда боль становится невыносимой, еще сильнее скулят и дергают сломанными лапами. Их мать тоскливо подвывала. Несмотря на высокую влажность в пещере, где, казалось, должно было бы быть тепло, Петра бил озноб, больше, конечно, не от холода, а от страха. Вдруг в голове молнией пронеслось слово «клопы». В то время во всех спальных покоях всех сословий, включая и царские, клопов, как и тараканов, водилось несметное количество. От них страдали все, за исключением, может быть, крепостных крестьян, которые либо от толстокожести, либо от усталости спали как мертвые, не реагируя на укусы насекомых. Петр вспомнил о них, потому что сам часто страдал от этих паразитов и чесался. И только раздавив всех видимых клопов на простыне, одеяле и стене, уже спокойно засыпал до рассвета. «Вот что надо сделать, – подумал он. – Этих червей надо раздавить! Тогда боль уймется и щенки успокоятся, а их раны начнут заживать. Да, но как я их в ране раздавлю? Это же не клоп, которого зажал между ногтями – хрусть, и готово. Этих червей к кости не прижмешь, чуть больно щенкам сделаешь – мамаша рядом, сразу голову откусит». Петр задумался, и опасливо посмотрел на темный силуэт, стоявший в глубине.

«А что если их оттуда выковырять и пальцами раздавить? Противно, конечно, но быть разорванным огромным псом – еще хуже». Он склонился над щенками и, протянув руку, попытался пальцами вытащить хоть одного червя из раны. Червь оказался упругим и скользким. Петр ногтями все-таки зацепил за хвост одного и попытался раздавить. Но червь выпустил из заднего отверстия каплю тягучей, с едким запахом жидкости, обвился вокруг пальца и, выскользнув, снова упал в рану и скрылся в толще податливой плоти. Петр брезгливо посмотрел на свои липкие пальцы и обмыл их в талом снегу. «Нет, так я их оттуда не выловлю, надо придумать что-то другое!» Он присел на корточки перед щенками и с опаской стал теребить их лохматые головы, ища решение трудной задачи. Он потрогал рукава своей ферязи: «Вот чем можно их оттуда убрать!» Он снял ферязь, наступил на нее ногой и оторвал один рукав. Скомкав его, он начал пробовать выковырять им червей из раны. Потер по ране раз, потер другой, но, когда щенок жалобно заскулил, из угла послышалось угрожающее рычание, а через мгновение его ухо обдало горячее дыхание мамаши. Петр похолодел, выронил скомканную ткань и как был на четвереньках замер. Когда собака успокоилась и отступила назад, Петр снова поднял рукав. Ткань была мокрая и с нее стекала вода. «А что если в рану накапать талой воды?» – И он, высунув наружу руку, взял горсть мокрого снега и, сжимая его, тонкой струйкой накапал на рану одному из щенков. В ране образовалась небольшая лужица. Петр взял рукав и осторожно промокнул ее. Несколько червей прилипли к ткани. В другой раз он положил на рану большую горсть снега. Тот быстро растаял, и Петр мокрым рукавом вычерпал из раны всех червей без остатка. Такую же процедуру он проделал с другим щенком. Видно было, что щенки по мере удаления червей, становились спокойнее и больше не дергали лапами. Под конец он порвал оба рукава своей ферязи на ленты и, как в свое время учил его Микола, обмотал щенкам лапы. От этого им стало гораздо легче, и теперь они уже рычали не от боли, а от радости, что не замедлила подтвердить их мамаша, которая, тоже гортанно проявив радость, два раза лизнула сначала руку Петра, потом щеку. С тех пор он часто навещал своих питомцев в пещере, подкармливал их и как умел, перевязывал.