Доктор Мозг. Записки бредпринимателя - [40]

– Американцам это, наверное, не очень понравилось?

– Ну еще бы. Свободная пресса, как по команде, кинулась облаивать корифея, обвинила его в фашизме, в коммунизме и прочих смертных грехах, но он остался невозмутимым и гнул свое. Он и себя не считал свободным ни в коей мере:

«Я не управлял своей жизнью. Я не устраивал ее.

Я никогда не принимал решений. Решения всегда возникали сами собой из складывающихся обстоятельств. Вот что такое жизнь».

(Из автобиографии Скиннера).

На закате дней, в телеинтервью, на вопрос: «Если бы вам пришлось выбирать – сжечь свои книги или своих детей – что или кого вы сожгли бы?» Скиннер без колебаний ответил: «Детей». И пояснил, почему: «Я полагаю, что мой интеллектуальный вклад в будущее человечества существеннее, чем вклад генетический».

– Брр. Хорошо, что я не его дочь.

– Пожалуй, и я бы поостерегся эдакого папаши.

Но согласимся, разное дело: абстрактный ответ на абстрактный вопрос – и конкретные ответы на вопросы собственной жизни. И в работе, и в личной жизни все у Скиннера, не в пример Уотсону, шло под знаком успеха, все только по восходящей. Две его дочери, в отличие от детей Джона Большого, выросли здоровыми, жизнерадостными и благополучными. Одна стала известным психологом-педагогом, другая интересной художницей.

– Наверное, девочки росли, не зная, что их папа во имя своего интеллектуального вклада в будущее человечества готов был их сжечь.

– Когда они узнали об этом, уже взрослые, обе весело посмеялись.

Может быть, я не прав, но вклад Скиннера в будущее человечества представляется мне не столь интересным и значительным, сколь он сам. Загадка его личности не разгадывается ни по его теории научения, ни по каким иным, пазл не складывается. Что сподвигло его на психологический тоталитаризм с благостными утопиями позитивных подкреплений? Какие-то события жизни? Влияния чтения, образования? Особенности характера?

Детство, в отличие от уотсоновского, было счастливым. Атмосфера родительской семьи – теплой, дружественной, а вместе с тем, место имела и дисциплина. Детей почти не наказывали, зато старались всячески поощрять и награждать за успехи. Скиннер потом назовет это режимом позитивного подкрепления, детально изучит на экспериментальных моделях и предложит по этому же принципу исправлять преступников и излечивать душевнобольных. Широкомасштабного практического воплощения эта хорошая идея пока что не получила, хотя и до Скиннера попытки в этом направлении делались неоднократные, и некоторые были успешны.

– Какие?

– Во Франции прошлых времен – подвиг великого доктора Пинеля, освободителя душевнобольных от цепей. В России в конце 19 века гениальный психиатр Корсаков создал в своей клинике изумительную атмосферу, которую назвал «системой нестеснения и морального влияния». Самые агрессивные душевнобольные в этой клинике успокаивались и выздоравливали безо всякого насилия и почти без лекарств. Близкой к такому духу была педагогика Антона Макаренко, работавшего в раннесоветское время с беспризорными детьми и подростками.

– А как обстояли дела у Скиннера в школе? Для массы детей, и в прошлом, и в настоящем, и боюсь, еще в долгом будущем, школа – огромный источник отрицательных подкреплений и психотравм…

– И со школой ему повезло: учился легко и с удовольствием, учителя были хорошие, вспоминал их всю жизнь с благодарностью.

На безоблачном детстве только две травматические отметины. Трагическая: рано умер младший братишка Эдди, которого Фред очень любил. После этого – разочарование в Боге и презрение к церкви. И – трагикомическая: патологически болтливая бабушка, ее нескончаемые монологи по любому поводу, без обратной связи. Дедушка еще в молодости перестал ее слушать, а к старости сделался практически глухонемым. Изобретательный маленький Фредди затыкал уши свечным воском. Обнаружил, что это помогает думать. В бабушкином поведении усмотрел впоследствии аналогию ритуальному поведению голубя.

В студенческие годы прошел через болезненные душевные кризисы. Общаться с однокашниками было не интересно и тяжко: задумчивому юноше, жаждавшему познания, любившему классическое искусство, сверстники-студенты казались грубыми и тупыми, лишенными интеллектуальных запросов, что, наверное, в основном так и было. Преподавание разочаровывало и раздражало оторванностью от жизни и ханжеством (колледж был гуманитарный). Особенно взбесил идиотский, как Фред сразу определил, курс психологии – посетив лишь одно занятие, будущий Психолог Номер Один к психологии не прикасался ни сном, ни духом, весь курс пропустил, наверстал потом двухгодичным авралом в Гарварде.

Фред долго был, как сам признавал, неудобен в обращении, «социально неуклюж», нескладен и не спортивен. Одиночество и бунтарские настроения вылились в протестное поведение. Молодого Скиннера едва не исключили из колледжа за хулиганство: он писал ядовитые памфлеты и рисовал неприличные карикатуры на преподавателей и соучеников, был тайным лидером группки пакостников, терроризировавших коллежских отличников.

– Самые ярые протестанты часто становятся самыми жесткими деспотами.