Доктор Х и его дети - [41]

Снегопад пришел вовремя и превратил отрыжку осени — серый слякотный московский недозимок — в правильное время года, каким его рисуют в учебниках. В том, что настоящий снегопад придет, Омен не сомневался, но ждать пришлось дольше, чем он рассчитывал. У него дома, когда еще жили с мамкой, к этому времени снег во дворах разгребали лопатами. Правда, в их дворе никогда не чистили, мать с бабкой просто прокладывали две тропинки: до калитки и до нужника. Брат и он ходили по ним, как по коридорам, а однажды, в последнюю зиму, когда намело выше голов, даже выдолбили пещеру в слежавшейся белой тверди и прятались в ней, когда дома быстро разгорались и долго тлели скандалы. Однажды вечером мимо их пещеры проплелись бабкины валенки. Они с братом хихикали: наверное, бабка пошла к калитке искать их. Потом устали играть в прятки, замерзли и пошли в дом, рассудив, что раз бабка ушла — скандал закончился. Мать спала, завернувшись в тряпки, поперек общей кровати. Они хотели сдвинуть ее к стене, но знали, что если разбудят — несдобровать, поэтому улеглись на полу, стянув с кровати ненужное матери одеяло. Бабку они больше не видели, наверное, ее забрали в вытрезвитель или увезли в больницу. Затем увезли и мать — на машине с красивым синим фонарем. Пока машину заводили, пока разгоняли толпившихся соседей, Ванечка смотрел в маленькое окошко с решеткой. С утра мамка не успела выпить и значит, вполне могла вспомнить про него и помахать рукой, отправляясь в путешествие на край земли, который начинался где-то за их деревней. Она не выглянула, не помахала. Потом приехала другая машина — за ними. Ванечка думал, что их везут к мамке, но их привезли в дом, где жили какие-то очень важные дети — у каждого была своя кровать.

По дороге Ванечка понял, как велик мир. Сколько в нем деревьев, домов и людей. Как разыскать среди них мать, он не знал, только все время вспоминал: вот она гладит его по голове, вот отвешивает подзатыльник, вот замирает и прижимает к себе. Дома он побаивался ее, сторонился, чтобы не попасть под горячую руку, старался быть незаметным: много не говорить, ничего не просить, вообще поменьше существовать. Мать исчезла из его жизни, когда он уже почти приноровился, почти научился правильно жить с ней, чтобы не доставлять хлопот и огорчений. По утрам, когда мамка еще спала, он садился рядом и любовался ею: она была красивая и добрая, просто сама об этом не догадывалась. Он даже сочинил историю о том, что на самом деле их мамка — принцесса, похищенная злой феей из своего королевства, лишенная памяти и коварно оставленная в Больших Березняках пить отравленное зелье и рожать детей. Ванечка внимательно присматривался к заходившим к матери мужикам: кто из них может оказаться принцем, который расколдует принцессу? Но, видимо, фея хорошо заметала следы или принц шел пешком издалека. Сочиненная история так ему понравилась, что он, прокручивая ее в уме так и этак, постепенно уверился в ее истинности, ведь ничто не могло ее опровергнуть. Мамка была еще молодая и еще красивая, особенно по утрам, пока не примет зелья. И бабка сверлила ее, как мачеха Золушку. История матери и выросла из растрепанной книжки про Золушку — единственной прочитанной ему сказки. В детском доме, лежа в собственной отдельной кровати, он тосковал даже по подзатыльникам. Его с братом тогда часто спрашивали о матери, задавали совсем непонятные вопросы о бабке и задерживавшихся в доме не-принцах. Ванечка чувствовал подвох и пускал в ход все свои навыки: замирал, глядел в пустоту, вежливо улыбался. Тетки и дядьки видели перед собой сидящего на стуле мальчика и пытались разговорить его, но ничего не получалось, потому что мальчик переставал существовать. Перед ними стоял пустой стул с мальчиком-невидимкой.

Повзрослев, уже живя у опекунши, Ванечка понял, что принцессу не похитили злые силы, а посадило в тюрьму правосудие — за особо тяжкое преступление. Догадался по обрывкам фраз, а окончательно уверился, когда нашел у опекунши конверт с обратным адресом женской колонии. Письма в конверте не оказалось, и о чем писала мать, он не узнал. Говорить о матери в новой семье было не принято: старший брат и опекунша старательно делали вид, что ее не существовало, сестра и вовсе не помнила. Ванечка тоже делал вид, будто мамки не существовало, чтобы отвести от себя подозрения в том, что давно задумал сбежать и найти ее. В школе на уроках географии он окончательно понял, как велик мир. Несмотря на слабый трояк по предмету он отыскал на карте город из адреса на конверте. Ничто не мешало ему сбежать из дома в любой день: он знал, где опекунша держала деньги, где находится железнодорожный вокзал и как называется станция назначения. Для начала надо пробраться в товарный вагон или просто сесть в пригородный поезд, затеряться в большом мире, чтобы попасть в пункт Б из пункта А. Но с исполнением замысла Ванечка не спешил, потому что не придумал, как вести себя в пункте Б, которого он непременно достигнет. Он знал, как обойтись со всем миром, но не знал, как вести себя с матерью. Пока туман над будущим в его голове не развеялся, он занялся исследованием разных граней зла, упражняясь в выдумке и совершенствуя хладнокровие, которого ему и так было не занимать. Хомячков, затем кошек было сладостно жаль, и это чувство будоражило, было родственно жалости к мамке, уходило корнями к чему-то полузабытому, детскому. Он и сестренку стал придушивать, чтобы острее почувствовать эту возбуждающую жалость, ставшую для него альтер эго любви.