Доктор-дьявол - [32]
Так и сделал.
Я стал на место в половине второго. Если «тот» придет и увидит место занятым, испугается и убежит.
Сердце тревожно билось у меня в груди, когда я очутился против дома баронессы. Гости еще съезжались на бал. Фыркали лошади, гудели автомобильные сирены.
Я нашел на фасаде дома окна квартиры баронессы и не сводил с них глаз. Они были темны и представляли резкий контраст с ярко освещенными окнами следующего нижнего этажа.
Вдруг мелькнул в мрачной, черной раме крохотный огонек. Раз, два и три. Сигнал подан.
Я смело вошел в подъезд. Швейцар не обратил на меня внимания.
Мимо открытых дверей, из которых неслись звуки музыки, поднялся я выше, к дверям квартиры баронессы.
Взялся за ручку. Дверь подалась. В темной прихожей мою руку схватила горячая, трепещущая женская ручка. Нежный, шелестящий шепот:
— Тише, милый, осторожней!
Меня ведут куда-то. Тихое: «Стой!»
Ручка исчезла. Я остался один в непроглядном мраке.
Опять зашелестело около женское платье. Чуткий слух ловит прерывчатое дыхание.
— Она спит крепко. Вот ключи. Идем в кабинет.
Холодная связка ключей прикосновением своим заставила меня опомниться.
— Сударыня, я не тот, за кого вы меня принимаете.
Молчание — долгое, испуганное.
— Кто вы?
— Я разгадал тайну солнечного «зайчика». Живу в том же доме. Я знаю все.
Но я не сумею описать последовательно, как все произошло потом. Помню, что она меня горячо поцеловала, и до сих пор чувствую прикосновение упругих девичьих губ. Помню, что я ходил с нею в кабинет баронессы, отпер письменный стол и достал огромную пачку денег. Потом она их завернула в газетную бумагу и сунула туда свою записку. Потом проводила меня до прихожей и опять поцеловала. И я вышел через парадный подъезд, пересек улицу и отдал пакет высокому человеку, стоявшему около третьей колонны. Тот посмотрел на меня испуганно, торопливо пошел к перекрестку и, наняв извозчика, быстро уехал.
А я все стоял и смотрел на окно комнаты племянницы генеральши, пока не скатилась тихо белая штора, пока я не понял, наконец, что совершил преступление по приказу незнакомой мне девушки и отдал украденные деньги ее любовнику.
Гениальное расследование
Всякий видит то, что хочет видеть.
Известный сыщик Станислав Иосифович Броневский после раскрытия виновников ограбления N-ского банка получил награду и месячный отпуск для отдыха от трудов.
Во время «дела» он готов был терпеть всякие лишения, но раз уж отдыхать, так отдыхать, с комфортом, ни в чем себе не отказывая. Жил Броневский холостяком в маленькой, но уютной и прекрасно обставленной квартире. Повсюду изящные вещицы, множество картин по стенам с преобладанием наготы, пианино, виолончель… По мягким коврам кошачьей походкой скользит неслышно красивая, белокурая Ванда с пышным станом… Все знакомые Броневского дивились: «Откуда вы достали такую прислугу?» Но Броневский в ответ только улыбался углом рта: агент сыскного отделения да не разыщет!
Сыщик на отдыхе почти не интересовался уголовной хроникой и едва просматривал газеты.
Утром принимал холодную ванну, потом делал гимнастику, потом пил кофе и совещался с Вандой о завтраке и обеде. Прогуливался, посещал выставки, музеи.
Вечером — концерты, театр. Словом, жил вовсю.
Благополучие это, однако, внезапно оборвалось на десятом дне отпуска. Только что Броневский вышел из душистой ванны и хотел приняться за гимнастические гири, как Ванда подала ему письмо, написанное слишком знакомым почерком.
Сыщик выругался:
— Черт бы их взял!
Он нервно разорвал конверт и погрузился в чтение мелко исписанного листка.
— Никак не научусь разбирать эти каракули!
Наконец письмо было прочитано:
«Дорогой мой! Крайне сожалею, что вынужден беспокоить вас, но я без Броневского, как без рук. Дело вот в чем. Пять дней тому назад в Балабинском лесу найден труп молодой, красивой женщины, по виду интеллигентной и принадлежащей к обеспеченному классу. Одета убитая в богатое бархатное платье. Бриллиантовые серьги, кольца, браслет и брошка ясно доказывают, что убийство совершено не с целью грабежа. Женщина была, по-видимому, убита в другом месте, а затем труп перенесен в лес, так как ни кругом на снегу, ни на меху ротонды, в которую труп завернут, не заметно следов крови. Личность убитой до сих пор не выяснена. Ни чины уездной полиции, ни дворники не дали никаких указаний. Труп, выставленный для обозрения в Балабинском полицейском управлении, никем из обывателей опознан не был и затем перевезен в город, где к нему тоже допускались желающие. Вчера вечером в сыскное отделение явился хорошо одетый молодой человек, по-видимому, страшно взволнованный. Он просил осмотреть труп и был допущен. При первом взгляде на убитую неизвестный дико вскрикнул и, бросившись к телу, долго рыдал, припав к груди убитой женщины. Из бессвязных слов, вырывавшихся у него порою, можно было уловить лишь следующие: „Изверги!“ — „Маня, несчастная Маня!“ — „Добились!“. — „Будьте вы прокляты!“… Затем молодой человек поднялся и, выхватив револьвер из кармана, приставил к левой стороне груди. Самоубийство не удалось предупредить, раздался выстрел и неизвестный упал, обливаясь кровью. Наш агент Карасик, усмотрев в самоубийце некоторые признаки жизни, нагнулся над ним и спросил: „Как зовут убитую? Кто убийца?“ Умирающий сделал усилие и произнес, едва внятно: „Маня… Халютина… дача № 23…“ Кровь хлынула из уст несчастного и он скончался. Подробный осмотр одежды самоубийцы не дал никаких результатов. Найдены только: бумажник с двумястами рублей, кошелек с мелочью на три рубля семьдесят пять копеек, золотые часы, серебряный портсигар с инициалами „К. С.“ и серебряная спичечница. Никаких документов или записок, визитных карточек и т. п. при неизвестном не оказалось. Так вот, дорогой мой, прошу вас убедительно заняться этим делом. Сенсационно и таинственно, как раз в вашем вкусе. Я предполагаю, что помянутая дача находится в Балабине. Надзора еще не учреждал, боюсь без вас испортят. Располагайте по своему усмотрению агентами и денежными средствами, авансом. Советую взять с собою Карасика. Не нужны ли собаки? Все к вашим услугам. Заходите в сыскное за полномочием. Крепко жму вашу руку.
