Доктор Бладмани, или Как мы стали жить после бомбы - [76]

Все это казалось ему абсолютно безнадежным. Стоило ли продолжать? С другой стороны…

— Расскажите ему о Блутгельде, — сказал вдруг Хоппи.

— Хорошо, — согласился Стокстилл, — я расскажу.

— Вы можете назвать мое имя, — продолжал Хоппи, — расскажите ему, что я сделал; вот послушайте, доктор, как это будет выглядеть…

Лицо его приняло своеобразное выражение, и, как и раньше, зазвучал голос Уолта Дейнджерфильда:

— Ну, друзья, у меня есть очень и очень неплохие новости для вас… Я думаю, все вы будете рады. Вроде бы…

Фокомелус оборвал свою речь, потому что из динамика послышался слабый звук:

— Здравствуйте, доктор. Это Уолт Дейнджерфильд.

Доктор Стокстилл поспешно сказал в микрофон:

— Хорошо. Дейнджерфильд, я собираюсь поговорить с вами о болях, из-за которых вы страдаете. Прежде всего у вас на сателлите есть бумажный пакет? Мы с вами собираемся немного полечиться двуокисью углерода. Я хочу, чтобы вы взяли бумажный пакет и надули его. Продолжайте дуть в пакет и втягивать в себя воздух из него, пока вы наконец не будете дышать чистой двуокисью углерода. Понимаете? Это просто предположение, но оно имеет некоторые основания. Видите ли, слишком много кислорода вызывает некие промежуточные мозговые реакции, из-за которых возникает неправильная цикличность в вегетативной нервной системе. Один из симптомов слишком большой активности вегетативной нервной системы — это гиперперистальтика; может быть, вы страдаете именно от нее. В большинстве случаев это тревожный симптом.

Фокомелус покачал головой, повернулся и отъехал от передатчика.

— Извините… — голос из динамика доносился слабо, — я не понимаю, доктор. Вы говорите — дышать в бумажный пакет? Полиэтиленовый мешок подойдет? Не наступит ли в конце концов удушье? — Его прерывистый голос звучал раздражительно и капризно. — Нет ли какого-нибудь способа синтезировать фенобарбитал в моих условиях? Я дам вам перечень того, что у меня есть, и, может быть…

Статические разряды заглушили речь Дейнджерфильда, и, когда его опять стало слышно, он говорил уже о чем-то другом. Возможно, думал доктор Стокстилл, он не вполне нормален.

— Изоляция в пространстве, — прервал Дейнджерфильда доктор, — порождает свои собственные разрушительные явления, подобные тому, которые когда-то назывались «страхом перед замкнутым пространством». Для этого явления характерна обратная связь, вызывающая беспричинную тревогу и как результат соматическое расстройство.

Говоря это, он чувствовал, что все делает неправильно, что он уже потерпел неудачу. Фокомелус удалился, слишком раздраженный, чтобы слушать, — он был где-нибудь поблизости, бесцельно слонялся по дому.

— Мистер Дейнджерфильд, — сказал Стокстилл, — все, что я намереваюсь сделать, это прервать обратную связь, и прием с двуокисью углерода может оказаться полезным. Затем, когда мы снимем наиболее выраженные симптомы, мы сможем приступить к некоего рода психотерапии, включая восстановление первичной травмировавшей причины.

Диск-жокей сухо ответил:

— Причину, травмировавшую меня, нет нужды восстанавливать. Я ощущаю ее ежеминутно. Она вокруг меня. Это род клаустрофобии, и я болен ею очень и очень сильно.

— Клаустрофобия, — сказал доктор Стокстилл, — это фобия, прямо исходящая из промежуточного мозга. Она является расстройством пространственного чувства. Такое расстройство связано с панической реакцией на реальное или воображаемое присутствие опасности. Это подавленное желание убежать.

Дейнджерфильд сказал:

— Ну и куда же я могу убежать, доктор? Давайте будем реалистами. Господи, чем мне может помочь психоанализ? Я болен. Мне нужна операция, а не та лажа, которую вы мне предлагаете.

— Вы уверены? — спросил Стокстилл, чувствуя свою бесполезность и понимая, что он оказался в дурацком положении. — Конечно, потребуется время, но вы и я, по крайней мере, установили постоянный контакт; вы знаете, что я здесь, внизу, пытаюсь помочь вам, а я знаю, что вы слушаете…

Ты слушаешь? — мысленно спросил он.

— Итак, я думаю, мы уже достигли кое-чего.

Он ждал, но ответом ему было молчание.

— Алло, Дейнджерфильд, — сказал он в микрофон.

Молчание.

Фокомелус сказал из-за спины доктора:

— Он либо отключил связь, либо его сателлит сейчас слишком далеко. Думаете, вы ему помогаете?

— Не знаю, — ответил Стокстилл, — но попытаться стоит.

— Если бы вы начали год назад…

— Кто ж знал…

Мы считали Дейнджерфильда дарованным нам навечно, вроде солнца, понял Стокстилл. А сейчас, как говорит Хоппи, несколько поздновато.

— Попытайте счастья завтра во второй половине дня, — сказал Хоппи со слабой, почти насмешливой улыбкой. И все же Стокстилл почувствовал в ней глубокую печаль. Сожалел ли Хоппи о нем, о его тщетных усилиях? Или о человеке на сателлите, летящем над ними? Трудно сказать.

— Я буду продолжать, — обещал Стокстилл.

Раздался стук в дверь.

Хоппи сказал:

— Это официальная делегация. — Широкая довольная улыбка появилась на его худом лице; оно, казалось, расплылось и потеплело. — Прошу прощения.

Он подкатил на своем «мобиле» к двери, вытянул ручной экстензор и резким движением открыл ее.

За дверью стояли Орион Страуд, Эндрю Джилл, Кэс Стоун, Бонни Келлер и миссис Толман. Все они выглядели взволнованными и чувствовали себя не в своей тарелке.