Доктор Бладмани, или Как мы стали жить после бомбы - [53]

— Откуда ты знаешь о том мертвом?

— Ну, — сказал Билл, — потому что — ты знаешь — я ведь тоже мертв.

Он захихикал где-то в глубине ее живота, и она задрожала.

— Нет, ты — нет, — сказала она. — Ты живой, такой же, как я, поэтому не говори так. Это неправда.

Она испугалась.

Билл сказал:

— Я просто придуриваюсь. Извини. Хотел бы я видеть его лицо. Как он выглядел?

— Когда ты заговорил с ним — чудесно, — сказала Эди. — Лицо его вытянулось, как у лягушки. Но ты ведь не знаешь, на что похожи лягушки, ты вообще ничего не знаешь. Поэтому нет смысла тебе рассказывать.

— Хотел бы я выбраться наружу, — жалобно сказал Билл, — родиться как все. Может быть, я и смогу — попозже?

— Доктор Стокстилл говорит, что — нет.

— Тогда не может ли он помочь? Мне казалось, ты говорила…

— Я ошибалась, — сказала Эди, — я думала, он может сделать маленькую круглую дырочку, и все, но он сказал — нет.

Ее брат глубоко вздохнул и замолчал.

— Не расстраивайся, — сказала Эди, — я буду по-прежнему рассказывать тебе обо всем, что вокруг происходит. — Она хотела утешить его и добавила: — Я никогда не сделаю так, как в прошлый раз, когда я на тебя разозлилась. Помнишь, я перестала тебе все рассказывать? Обещаю — такого больше не будет.

— Может быть, я заставлю доктора Стокстилла помочь мне выйти, — предположил Билл.

— Разве ты сможешь? Не сможешь.

— Смогу, если захочу.

— Нет, — сказала она, — ты врешь. Ты ничего не можешь. Только спать, болтать с мертвецами да еще изображать их, как ты недавно делал. Не так уж и много; я практически могу сделать то же самое и еще многое другое.

Внутри ее было молчание.

— Билл, — сказала она, — знаешь что? Теперь уже два человека знают о тебе — Хоппи Харрингтон и доктор Стокстилл. А ты ведь всегда говорил, что никто тебя не обнаружит. Значит, не такой уж ты умный. Нет, я не думаю, что ты умный.

Билл спал внутри ее.

— Если ты сделаешь что-нибудь плохое, — продолжала она, — я могу проглотить какую-нибудь гадость, и ты отравишься. Ведь так? Поэтому лучше веди себя прилично.

Она все больше и больше его боялась. Она говорила сама с собой, пытаясь подавить страх. Может быть, если бы ты умер, было бы хорошо, думала она. Только потом мне все равно придется носить тебя, а это будет неприятно. Мне это не понравится.

Она почувствовала дрожь.

— Не беспокойся обо мне, — сказал вдруг Билл. Он снова проснулся, или, может быть, он никогда и не спал, может быть, он только притворялся. — Я много знаю, и я могу позаботиться о себе. Я и тебя защищу. Лучше радуйся, что я есть, потому что я могу… ну, тебе не понять. Ты знаешь, я могу видеть каждого умершего так же, как этого человека, которого так испугался Хоппи. Их так много — триллионы и триллионы. И все они разные. Когда я сплю, я слышу их бормотание. До сих пор они близко.

— Близко, — спросила Эди, — где?

— Под нами, — ответил Билл, — внизу, в земле.

— Брр, — сказала она.

Билл рассмеялся:

— Это правда. Потом и мы попадем туда. И мама, и папа, и все остальные. Там все и каждый, включая животных. Например, эта говорящая собака, она уже почти там. Еще не там, может быть, но почти. Ты сама увидишь.

— Я не хочу видеть, — сказала Эди, — я хочу слушать чтение. Замолчи, ты мне мешаешь. Разве ты не хочешь сам послушать? Ты всегда говорил, что тебе оно нравится.

— Он тоже вскоре окажется там, — сказал Билл, — тот человек на сателлите.

— Нет, — возразила она, — я не верю этому. Ты уверен?

— Да, — ответил ее брат, — совершенно уверен. А до него… Ты знаешь того оптика из Болинаса? Нет, ты не знаешь, но он попадет туда очень скоро, всего через несколько минут. А после… — Он остановился. — Я не скажу.

— И не надо, — согласилась она, — пожалуйста, не говори. Я не хочу слышать.

Не теряя из виду высокую изогнутую мачту антенны передатчика, Элдон Блэйн шел к дому фокомелуса. Сейчас или никогда, думал он. У меня совсем мало времени. Никто не остановит меня, они все в Форестер-холле, включая самого Хоппи. Я доберусь до радио и украду его, сказал он себе. Если мне не удалось похитить Хоппи, я, по крайней мере, смогу вернуться в Болинас не с пустыми руками. Передатчик был наверху; он понял это по виду конструкции, а затем сразу же споткнулся и упал, широко раскинув руки. Он запутался в остатках изгороди, сохранившихся у самой земли.

Сейчас он видел сам дом, вернее, то, что от него осталось. Фундамент и одна стена, а в центре — куб комнаты, слепленный кое-как из обломков и защищенный от дождя толем. Антенна, укрепленная растяжками из проволоки, поднималась точно за маленькой металлической трубой.

И там был передатчик.

Он услышал его гудение даже раньше, чем увидел голубой газовый свет ламп. Из щели под дверью куба из толя выбивалось больше света. Он нашел дверную ручку, помедлил и затем быстро повернул ее. Качнувшись, дверь без труда открылась, как будто некто внутри надеялся на его приход.

Приветливый, проникающий в душу голос шептал что-то, и Элдон Блэйн, задрожав, оглянулся, боясь увидеть — что было невероятно — фокомелуса. Но голос исходил из радиоприемника, смонтированного на верстаке, на котором в полном беспорядке валялись инструменты, приборы и радиодетали. Дейнджерфильд все еще продолжал говорить, хотя сателлит уже, конечно, прошел над ними. Такого длительного контакта с сателлитом еще не устанавливал никто, подумал Элдон Блэйн. Даже этого добились в Вест-Марине. Но зачем нужен большой передатчик? Что он передает? Оптик начал поспешно осматриваться.