Доктор Ахтин. Бездна - [3]

Капитан пошел к одной из милицейских машин и, взяв у следователя бумагу, сел в кабину автомобиля и стал писать рапорт. Впереди была долгая ночь, но Владимир Владимирович прекрасно знал, что даже если бы у него была возможность поспать, он не сможет уснуть. Не сегодня, и не после того, что случилось здесь.

Теперь только он, капитан Ильюшенков, знает наверняка, как хитер и опасен Парашистай. Он описывал в рапорте события дня, и, проживая их заново, скрипел зубами от злости.

— Ничего, я достану тебя, — бормотал он, глядя во мрак наступившей ночи.

3.

Сосновый бор. Белый ягель хрустит под ногами. Прекрасный запах смолы и хвои. Тишина и спокойная уверенность вековых сосен. Я иду, периодически поднимая голову и глядя вверх, — там, в кронах деревьев царит свобода и ветер. Солнце закрыто плотными облаками. Кажется, что и время здесь застыло, став вязким и аморфным. Сосны, как огромные богатыри, плечом к плечу стоят на защите этих мест. И я, словно муравей, медленно ползу где-то внизу, осознавая свою малозначимость и бессмысленность существования. Здесь, в царстве вечности, я всего лишь травинка или чуть пробивающийся из земли росток, у которого нет будущего, потому что вечность — это не про меня.

Может, если бы я был одним из этих сосновых исполинов, я бы имел шанс жить вечно?

Я улыбаюсь — мысли о вечности, как обычно, приходят некстати. Мне надо выживать, а не думать о том, чего не может быть. Голод заставляет меня опустить голову и смотреть под ноги. Здесь должны быть белые грибы. И вот я вижу первую коричневую шляпку, наклоняюсь к ней и срываю боровик. Аккуратно сломав его у основания, — с детства я помню о том, что не надо повреждать грибницу, — я откусываю от шляпки. Наклонившись еще раз, я подбираю следующий гриб и иду дальше. Останавливаться нельзя. Я уверен в том, что преследователи уже идут по моим следам. И надо исходить из худшего — по следу их ведет собака. Пока я ничего не могу изменить, и только неутомимое движение вперед дает мне шанс на свободу.

Я думаю о том, что мне делать. Мало просто оторваться от погони. Надо еще решить куда идти и как жить дальше. Конечно, как только появиться возможность, я вернусь в город к Марии, но интуиция подсказывает мне, что это произойдет еще не скоро. Пока же я иду на север, потому что там значительно меньше человеческих поселений, — глухая тайга и отсутствие людей сейчас лучшее, что есть для меня. Мои преследователи были бы рады, если бы я пошел на юг или на восток. Но — только на север, пусть даже я знаю, что скоро осень и будет холодно. На мне джинсы и футболка, на ногах кроссовки, и я улыбаюсь.

Богиня ведет меня за руку. Я знаю, что когда придет время, когда придет осень, на мне будет теплая одежда и обувь. Пока же надо решить ближайшую задачу, — оторваться от потенциальных преследователей.

Я иду и вспоминаю. Это отвлекает от грустной реальности, словно я разговариваю с незримой собеседницей о том, что было в прошлом плохого и хорошего. Я вспоминаю свои детские годы, когда еще не до конца понимал, что произошло в зимнем лесу. Когда полностью не осознал значимость события, основным проявлением которого был свет далеких фонарей.

Я возвращаюсь к тому событию, которое навсегда отпечаталось в памяти, и которое я старательно пытался забыть. Конечно же, ничего не вышло, я не смог забыть, я всего лишь закрыл этот случай в дальнем тайнике памяти. Спрятал от самого себя, словно я играю в прятки со своим сознанием.

Я прекрасно помню, как мама вернулась после месячного отсутствия, — она уезжала в санаторий по путевке. Мне шесть лет. Я провел все лето во дворе и в близлежащем лесу, практически не вспоминая про отсутствие мамы. И вот — теплые руки мамы, счастливые глаза, в которых радость от встречи с сыном, она прижимает меня к себе, говорит о том, что скучала. А я вижу перед собой чужую женщину. Нет, где-то в глубине сознания я понимаю, что это моя мама, разум мне говорит, что никем другим она и не может быть, но — вдыхая изменившийся запах, чувствуя странное тепло тела, и ощущая необычную дрожь пальцев, сжимающих мои плечи, я думаю о том, что это не может быть моя мама. Нет, это не она. Ту маму, которая живет в моей памяти, я не спутаю ни с кем. Наверное, я улыбаюсь, пытаясь принять эту действительность. Наверное, я что-то говорю в ответ на её слова. Сейчас, конечно же, я не помню те мелочи и нюансы, которые заставили мои интуицию всё запомнить. Да, и не важно.

Ощущение чужеродности, идущее от родного тела матери.

Наверное, именно тогда я впервые столкнулся с иррациональным злом, которое почти невозможно победить. Тогда я не понял этого, — я был слишком мал, чтобы понять простую вещь: раковая опухоль, поражая организм, слишком много изменяет в процессах жизнедеятельности. Я еще не осознавал свою суть и свой дар, чтобы понимать и бороться. Я был мал не только ростом, но и сознанием.

И меня уже держала за руку Богиня.

Зачем мне пытаться что-то понять, когда есть та, которая ведет к свету далеких фонарей. И пусть мне еще шесть лет, где-то там, глубоко в голове уже созревает мысль — а зачем мне та, которая не знает, куда идти?