Доктор Ахтин. Бездна - [14]

И я медленно пью водку, как воду.

— Во дает, — восхищенно цокает языком Вован, — даже не поморщился!

— Молодца! — поддерживает его Костя. — Наш человек!

Споткнувшись, я чуть не падаю, и возвращаюсь из глубин своей памяти. Опершись на слегу, стою и смотрю вперед. Передо мной участок чистой воды, — вытянутый овал, подернутый по краям темно-зеленой ряской. Я знаю, что дна здесь нет, и единственный выход — обходить это место. Услышав далеко позади посторонние звуки, я спокойно оборачиваюсь и вижу далеко позади маленькие фигурки людей.

Я улыбаюсь.

Я вижу группу подростков на берегу широкой реки по имени Кама.

12.

Первым нанес удар Никита. И думаю, что распределение ролей в этом шоу продумано заранее. Никита просто и незатейливо ударил Тошу ногой в лицо, словно загонял мяч в ворота. Он ничего не сказал перед этим, — только глумливая улыбка на губах и пьяная муть в глазах.

Тоша падает на спину, затем поворачивается на бок, закрывает лицо руками и поджимает колени к животу. Такое впечатление, что он точно знает, что надо защищать голову и живот.

Вован с Андрюхой вскакивают с бревна и присоединяются к избиению лежащего на земле тела. Девчонки улюлюкают и хлопают в ладоши, словно на их глазах происходит что-то донельзя веселое и зажигательное.

Костя, дирижер этого веселья, спокойно сидит и смотрит на нас с Серегой.

— Давайте, парни, вы ведь тоже считаете, что Тоша — пидор.

Он не спрашивает, он утверждает. И эта спокойная уверенность заставляет меня сжать кулаки. Я чувствую, как мутнеет сознание — скорее всего, в этом виноват алкоголь, но мне казалось, что это закипает праведный гнев. Я смотрю на Костю и веселящихся девушек, и вижу перед собой тени. Возможно, он думают, что живы и всё еще у них впереди — сто дорог и все для них открыты, — но я твердо знаю, что мои одноклассники уже мертвы.

— Антон-пидорон, — невпопад каламбурит Серега, встает с бревна и присоединяется к избиению.

— А ты чего ждешь?

Костя как бы равнодушно смотрит в сторону, словно он уверен, как я поступлю, и всё происходящее его абсолютно не волнует.

Я молчу и улыбаюсь.

Наконец-то, он понимает, что со мной что-то не складывается, и смотрит мне в лицо. Моя улыбка расплывается до ушей. Его глаза удивленно расширяются, когда я, оскалившись, бросаюсь на него. Нож, как продолжение руки, — наверное, впервые в жизни я использую его, как оружие. Лезвие входит в тело, — легко и не встречая препятствий.

И я внезапно понимаю, что это мне нравится. Это ощущение — рука, сжимающая рукоять ножа, лезвие которого пронзает тело. В сознании поднимается волна, смесь ярости и восторга. Я смотрю в глаза Кости, где в зрачках расширяется ужас осознания смерти. Я наслаждаюсь этим видом, по-прежнему вдавливая лезвие в тело. Наверное, я что-то кричу, потому что внезапно всё замирает вокруг.

Когда тело Кости перестает шевелиться, я встаю. Повернувшись к одноклассникам, я вижу лица мертвецов, в глазах которых мое отражение выглядит пугающе красиво. Никто из них не пытается бежать, во всяком случае, до тех пор, пока я не убиваю Никиту. Просто подхожу к нему и резким движением рассекаю шею. Он зажимает рану руками, наверное, пытается кричать, кровь толчками вытекает сквозь пальцы.

Наконец-то, тени осознают, что пришла смерть, и начинают шевелиться.

Вован наносит удар кулаком, но промахивается, а мой нож точно находит цель.

Андрей поворачивается и хочет бежать, но резкий удар ножом в спину останавливает его.

Серега просто визжит, как свинья, когда я разрезаю живот снизу вверх.

Повернувшись к костру, я смотрю на замерших от ужаса девчонок. Их всего трое. Круглые глаза, дрожащие руки. Серафима потеряла сознание, Вера смотрит прямо перед собой мутным взглядом, Катя трясет тело Кости и что-то кричит в его мертвые глаза. Обе Насти уже далеко в лесу. Догонять я их не буду. Так же, как и не трону тех, кто остался у костра.

Я иду в сторону скал, по-прежнему сжимая окровавленный нож в правой руке. Солнце быстро катится к горизонту, но я успеваю взобраться на одну из вершин, и, удобно устроившись, смотрю на светило.

Я ни о чем не думаю. Просто смотрю. Этот вакуум в мыслях нужен мне, чтобы прийти в себя. Когда приходит Богиня, я уже могу спокойно говорить с ней. Вечерние сумерки переходят в ночную тьму, и, сидя на краю обрыва, я провожу свою первую бессонную ночь.

Помотав головой, я прогоняю воспоминания. Сейчас я на болоте. Мне надо идти дальше, но впереди препятствие, которое мне вряд ли преодолеть.

Круглое озерцо посреди болота.

Идеальный круг, как бы странно это не выглядело.

Ровная гладь бездны.

Зеркальная поверхность воды, скрывающая пропасть.

Я вижу свое отражение, и оно выглядит отталкивающе неприятно, словно изображение на бумаге, нарисованное безумцем. Я думаю о том, что вода — это тот холст, на котором Бог начинал рисовать свои первые рисунки. Пусть вначале они были простые, — солнечный круг, например, или мертвая планета. Затем Он вошел во вкус, и стал изображать более сложные картинки. Главное, — однажды Он нарисовал человека.

Надеюсь, что это было не мое изображение.

Бог знает, что рисунки обрели плоть и стали жить своей жизнью.