Докаюрон - [14]

Итак, прошло три года, Доке исполнилось восемнадцать лет. Он превратился в высокого видного парня, с яркими голубыми глазами, с румянцем во всю щеку на удлиненном лице, с темными волнистыми волосами до плеч. Соседки с улицы, из ближайших окрестностей, прочили его в женихи полностью оформившимся дочерям. Он дружил с ними, увлекался. Но ни одна из них не задевала чувств по настоящему, как в свое время стронула что–то в душе кареглазая москвичка Татьяна. Подобной он больше не встречал. Не найдя в его сердце места для себя, многие девушки вскоре разъехались получать высшее образование в областном городе, или даже в столице. Оставшиеся подружки, как по команде, принялись выскакивать замуж. Одна за другой. Невостребованные тоже разом упаковали чемоданы и отчалили в более оживленные места. Тогда их было достаточно — комсомольцы требовались везде. И Дока вдруг оказался в вакууме. Травля невест собаками, прогоны их от палисадника по улице палками в руках матери, сами собой прекратились. Отбиваться стало не от кого. Нет, без внимания он не остался, городок был хоть и мал, да не на одной улице сошелся клином. В других районах девчат выросло не меньше, но то обстоятельство, что некоторые потенциальные невесты все–таки решились на отъезд, заставило Доку задуматься. Он вдруг осознал, что основной причиной безразличия к подружкам является все то же увлечение онанизмом. Когда сексуальное напряжение снималось, мир вокруг не казался неповторимым, заставляющим мелко трепетать ресницами, вздрагивать крыльями носа. Неприятия добавляла и обыкновенная навязчивость девушек. Высокий, яркий на внешность, он давно познал себе цену. В связи с этим, во всем привыкший быть самим собой, терпеть не мог насилия в любой форме.

Еще в шестнадцатилетнем возрасте, когда устроился работать слесарем на предприятие на котором трудились слепые, Дока в полной мере ощутил, что может представлять из себя женщина, если она хочет. Слабо видящие девушки, моргая раскосыми зрачками, или вообще пустыми белками, норовили ощупать его с ног до головы, забирались руками в ширинку, поддевая пальцами ужимавшийся от стыда и страха член, стараясь вытащить его из трусов, а самого Доку заволочь в какой темный угол. Они были согласны насладиться любовью прямо в цеху, в коридоре, посередине кабинета. Для них это было естественно, удовлетворением своих желаний они как бы восполняли от природы ущербность. Осуждать их никто не решался, здоровые мужчины старались обходить стороной. Так поступал и Дока, перепихнуться со слепой было не только стыдно, но и позорно. Он считал подобный поступок грехом. К тому же, у инвалидок изо рта текли слюни, а выражение лица постоянно было неестественным, что вызывало одновременно с жалостью невольное отвращение. Но дело в том, что этими бездумными действиями они его заводили, заставляя заниматься онанизмом не единожды в день, а чаще. Насмотревшись на то, как слепые парни лапают слепых же девок, Дока сам принимался искать укромный уголок, чтобы удовлетворить себя. Постепенно начало пробуждаться желание трахнуть хоть пробегающую мимо собаку, не то, что слюнявую слепую. И если бы не чувство жгучего стыда, он бы давно развязался по полной программе.

Однажды на площади в центре города, где в воскресный день вечером Дока вместе со знакомым парнем дефилировал перед группкой девушек у входа в Дом культуры, его тронула за плечо более–менее зрячая работница из одного с ним цеха. Женщина считалась гулящей, ее заставали с разными мужчинами. Не раз она приставала и к нему.

— Ты что здесь делаешь, Юрчик? — с идиотской улыбкой во все раскрасневшееся лицо картаво поинтересовалась она.

Поначалу Дока шуганулся было в сторону. Но знакомый, цыганистый щупловатый пацан с перебитым носом, неожиданно посмотрел на него как на графа Монте Кристо из недавно виденного одноименного кинофильма. Наверное, у него были большие проблемы по поводу знакомства с девушками. Это было так неожиданно, что Дока немедленно возомнил себя прожженным любовником. Цыкнув слюной сквозь зубы, правой рукой обхватил деваху за плечи, левую положил на огромные мешковатые груди за распаренной пазухой:

— Мы гуляем, — развязно подмигнул он. — А ты зачем пришла?

— А мне делать нечего, — хихикнув, немедленно притерлась к нему крепким, провонявшим потом, телом деваха. Изо рта пахнуло заеденным луком дешевым вином. — Можно я тебя обниму тоже?

— Валяй, — разрешил Дока.

Запоздалая мысль о том, что его могут засечь с известной в городке проституткой, все–таки заставила оглянуться по сторонам. Разрешать себя обнимать не хотелось тоже, потом вряд ли отвяжешься. Если бы не продолжавший ошарашенно вертеть головой знакомый, подобного казуса не произошло бы никогда. Протащившись мимо Дома культуры, они спустились к перекрестку с продовольственным магазином с одной стороны, и со школой, одновременно с церковью на перпендикуляре небольшого сквера, с другой. Ни в отмечавшую какое–то событие школу, ни, тем более, в церковь с начавшейся службой никто из троицы идти не собирался. Дока обошел бы десятой дорогой и магазин, до сих пор он так и не научился ни пить, ни курить. Но знакомый с инвалидкой держали под языками мнения отличные от его. Первой подала громкий голос слепая: