Догмат крови - [7]
Анатомический театр киевского университета находился далеко от красного параллелепипеда с колонами. Фененко миновал Ботанический сад, пересек широкий Бибиковский бульвар, прошел всю Пироговскую улицу и вступил в рустированное классической архитектуры здание. Анатомический театр был устроен по последнему слову науки. Стеклянная крыша пропускала свет, и даже в ненастный день внутри было достаточно светло. Длинный зал, уставленный тремя рядами цинковых столов, был пуст, и только в дальнем углу несколько студентов в белых халатах склонились над вскрытым трупом. Бесшумно открылась дверь на противоположной стороне, и в зал пружинистой походкой вступил морщинистый старик — декан медицинского факультета Оболонский. Сопровождавший его доктор-прозектор Туфанов свернул к группе студентов, и до ушей следователя донеслись слова:
— Кто вам, господа студиозы, выдал свеженький труп? Эй, служитель! Кому было велено: свежаков беречь!
Пока прозектор разбирался со студентами, декан Оболонский успел облачиться в плотный кожаный фартук.
— Начинаем? — спросил прозектор, присоединившийся к декану.
Оболонский кивнул. Двое служителей внесли носилки с трупом и переложили его на цинковый стол. Следователь впервые видел тело подростка, чьих убийц ему предстояло найти. «Какой он маленький! На вид не скажешь, что ему было тринадцать лет», — жалостливо подумал он. Андрей Ющинский лежал на столе, сложив руки на груди. Курносый нос, скошенный назад лоб и щеки были белыми, без единой кровинки. Короткие веки едва прикрывали глаза, как будто подростка сморило от усталости. Казалось, стоит его окликнуть, как он встрепенется и помчится по своим мальчишеским делам. Но в следующее мгновение следователь заметил на левом виске мальчика множество мелких запекшихся ранок, резко выделявшихся на белой коже, словно свинцовая дробь, рассыпанная на снегу неосторожным охотником. На тонкой шее подростка висел трогательный кипарисовый крестик, а под ним зияла открытая рана, словно дикий зверь вцепился в горло мальчика зубами и безжалостно истерзал его.
Оболонский и Туфанов приступили к наружному осмотру. С мертвого сняли курточку и брюки. Оболонский перечислял расположение и характер ранений:
— На шее с правой стороны от средней линии имеются два овальной формы ссаднения, проницающие в глубину ранения… Сердце отсутствует… Печени нет, имеется лишь левая доля… Мозг в брюшной полости…
— Виноват, где? — изумился следователь.
Прозектор Туфанов досадливо поморщился.
— Все пораженные внутренние органы при первом вскрытии взяты для препарирования. А мозг этот коновал Карпинский засунул в брюшную полость. Черепная коробка тоже в кабинете судебной медицины. Обычное дело. Наверное, вы, как и мои бездельники студиозы, не слишком любите заглядывать в анатомический театр?
Следователь сконфужено отошел в сторонку. Минут через сорок служители унесли тело. Оболонский и Туфанов удалились в кабинет судебной медицины. Фененко застал медиков у стеклянного вытяжного шкафа. Они вполголоса разговаривали, но замолчали сразу же, как только к ним приблизился следователь. На вопрос, что они могут сказать по результатам вскрытия, Оболонский, выдохнув струю сигарного дыма в вытяжной шкаф, ответил, что с учетом пасхальных каникул результаты экспертизы будут готовы не раньше чем через месяц.
— Помилуйте, ваше превосходительство, — всплеснул руками Фененко, — за это время преступник преспокойно скроется!
— Мда… — пожевал губами Оболонский. — Хорошо, с самыми предварительными выводами, так сказать, brevi manu — короткой рукой, ознакомить можно. Что вас, собственно, интересует?
— Имеются ли указания на то, что преступление могло быть совершено на половой почве?
— Гм! На фрагменте ткани, найденной в кармане курточки, есть следы спермы.
— Так я и знал, — закивал головой Фененко. — Сексуальный маньяк! Много их развелось в наше бедовое время!
— Не спешите, господин следователь, — остановил его Оболонский. — Вчера был проведен анализ, показавший, что в сперме содержалось очень небольшое количество живчиков. Это не сперма взрослого, скорее подростка.
Прозектор Туфанов с циничной ухмылкой прокомментировал:
— Мальчишка просто занимался рукоблудием.
Профессор, неодобрительно покосившись на своего помощника, заметил, что причиной действительно мог быть онанизм, которому частенько предаются подростки в период полового созревания. Так или иначе, это к делу не относится. Гораздо важнее, что преступников было несколько. Судя по брызгам крови на одежде, Ющинский был убит в стоячем положении. Его держали вертикально с некоторым отклонением в левую сторону, зажимали рот, вязали руки — по отекам кистей видно, что это было сделано в момент агонии, — и наносили раны колющим предметом. Один человек не смог бы одновременно выполнить все перечисленные операции, следовательно, орудовала группа преступников. Первые удары были нанесены в висок и в шею, затем, через некоторый промежуток времени, мальчику было нанесено несколько десятков ран в правую боковую часть туловища и в спину. При этом мальчика душили, и наконец один из убийц нанес последний удар прямо в сердце, причем с такой нечеловеческой силой, что на коже отпечатался след ручки стилета или швайки, послуживших орудием преступления. Из сорока семи ран, которые насчитали при вскрытии, только рана сердца являлась безусловно смертельной. Это, по французскому выражению, coup de grace — удар из милости. Убийца просто добил свою жертву, чтобы не мучилась.
В тихом городе Кафа мирно старился Абу Салям, хитроумный торговец пряностями. Он прожил большую жизнь, много видел, многое пережил и давно не вспоминал, кем был раньше. Но однажды Разрушительница Собраний навестила забытую богом крепость, и Абу Саляму пришлось воскресить прошлое…
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.