Доднесь тяготеет. Том 1. Записки вашей современницы - [54]
Справка моя гласила следующее:
Военная коллегия Верховного суда Союза ССР
От 6.IV.1956 г. № 44-03393/56
Дело по обвинению Слиозберг-Адамовой Ольги Львовны пересмотрено Пленумом Верховного суда Союза ССР 24.V.1956 г.
Приговор Военной коллегии от 12.XI.1936 г., Постановление Верх, суда СССР от 21.XI.1940 года и постановление Особого Совещания при МГБ СССР от 19.XI.1949 года в отношении Адамовой-Слиозберг отменены, и дело прекращено за отсутствием состава преступления.
Председатель судебного состава Военной коллегии полковник юстиции П. Лихачев
Арестована я была 27 апреля 1936 года. Значит, я заплатила за эту ошибочку 20 годами и 41 днем жизни.
Когда я вернулась в приемную, мужчина, сидевший у окна, подошел ко мне:
— Скажите, ваш муж читал в университете историю естествознания?
— Да, до 1936 года.
— Я учился у него. Какой это был преподаватель!
Мы замолчали. Вышел военный и стал выдавать справки на получение паспортов и компенсаций.
Мне полагались двухмесячные оклады мой и моего мужа и еще 11 руб. 50 коп. за те 115 рублей, которые были у мужа в момент смерти…
Старуха украинка, получив справки, дико крикнула:
— Не нужны мне деньги за кровь моего сына, берите их себе, убийцы! — Она разорвала справки и швырнула их на пол.
К ней подошел военный, раздававший справки.
— Успокойтесь, гражданка… — начал он.
Но старуха снова закричала:
— Убийцы! — плюнула ему в лицо и забилась в припадке.
Вбежали врач и два санитара и ее унесли.
Все молчали, подавленные. То здесь, то там раздавались всхлипывания и громкий плач.
…Я вернулась в свою квартиру, откуда меня уже не будут гнать милиционеры. Дома никого не было, и я могла, не сдерживаясь, плакать.
Плакать о муже, погибшем в подвале Лубянки в 37 лет, в расцвете сил и таланта; о детях, выросших сиротами с клеймом детей врагов народа, об умерших с горя родителях, о Николае, замученном в лагерях, о друзьях, не доживших до реабилитации и зарытых в мерзлой земле Колымы.
Елена Владимирова
Из поэмы «Колыма»
Елена Львовна Владимирова родилась 20 сентября 1902 года в Петербурге в семье потомственных моряков: отец — морской офицер, мать — из семьи известного русского флотоводца адмирала Бутакова. Училась в Институте благородных девиц. Незадолго до революции сблизилась с прогрессивно настроенной молодежью. В октябре 1917-го резко порывает с отцом из-за расхождения в политических взглядах и уходит из дома. «В 1919 году, — писала о Владимировой Елизавета Драбкина, — шестнадцатилетней девушкой она вступила в комсомол. Была бойцом отряда, подавлявшего басмачей в Туркестане, участвовала в организации помощи голодающим Поволжья. По путевке комсомола приехала в 1921 году в Петроград учиться в университете. Была она и смелая, и застенчивая, и насмешливая, похожая то на мальчишку, то на тургеневскую девушку. И очень красивая».
В университете она знакомится с Л. Н. Сыркиным, одним из организаторов петроградского комсомола, который стал ее мужем. С 1925 года Владимирова сотрудничает в «Красной газете», «Ленинградской правде», журнале «Работница».
В 1937 году она уезжает с Сыркиным в Челябинск, куда он был направлен редактором областной газеты, работает вместе с ним. В том же году Сыркин был арестован и расстрелян, а Владимирова как жена «врага народа» оказалась в заключении на Колыме.
В сорок четвертом году она работает в межлагерной больнице, там возникает подпольная группа из бывших партийцев и комсомольцев. Владимирова составляет программный документ группы: «Сталинский „социализм“ в свете ленинизма». По доносу провокатора Елена Львовна Владимирова, Евгения Александровна Костюк и Валерий Александрович Ладейщиков были арестованы. Военный трибунал в Магадане приговорил их к расстрелу, позднее замененному каторгой.
Более восемнадцати лет провела Владимирова в заключении. В войну погибла под Сталинградом ее единственная дочь Женя Сыркина. Дочери посвящены многие стихи Елены Львовны.
Юрий Люба. 1989 год
31 декабря 1944 года. Небольшой зал суда. Читается приговор: «Военный трибунал Магадана… ВЛАДИМИРОВУ Елену Львовну, КОСТЮК Евгению Александровну, ЛАДЕЙЩИКОВА Валерия Александровича — РАССТРЕЛЯТЬ». Остальным — от 10 до 7 лет ИТЛ.
Мы — смертники — успеваем полуобняться с вызовом — «До встречи!». Конвой разъединяет нас и в магаданскую тюрьму («Дом Васькова» — когда-то там стояла избушка оперуполномоченного Васькова) доставляет раздельно. В тюрьме наши камеры в смертном коридоре оказываются рядом. Перестукиваемся. О «рылеевской» азбуке договорились заранее. Всячески поддерживаем друг друга: «Не вешать голову!»
Мое положение несколько сложнее: к высшей мере я приговорен второй раз. Основное обвинение против нас: антисталинская агитация с позиций ленинизма. Официально это звучит как «контрреволюционная агитация». В смертной мы просидели почти три месяца. Расстрел каждому заменен 15 годами каторжных работ.
Как-то нас троих, сидящих в маленьком здании пересылки, вызвали в коридор «выбрать» одежду и переодеться. Зимняя форма: бушлат темно-синий (как и другое), ватная телогрейка, рубашка х/б, ватные брюки, шапка ватная — «финка» с номером Б-505 (Б-506 и Б-507) на лбу, подобие ватных бурок, портянки. Номера на спине, на брюках — на колене.
