Дочки-матери - [2]

Игорь почувствовал, какой силы эффект произвели его слова. Сел на кровати, отвел ледяные руки Инны в стороны и одним точным движением вставил в петли крючки.

– Человеку творческому нужна независимость, – объяснил он извинительным тоном, – ты же знаешь.

Инна молчала, пытаясь справиться с обрушившимся на нее горем. Она никогда не переступала черты: оставляла за Игорем его независимость и свободу, по многим причинам не втягивала его в собственную жизнь. Не жаловалась, не ныла. Покорно ждала. Она всегда считала, что первый шаг к совместной жизни должен сделать именно он: не вправе женщина брать в свои руки инициативу в любви. Есть опасность все безнадежно испортить.

И вот после пяти лет отношений она вдруг услышала от человека, в котором души не чаяла, который был для нее и смыслом, и светом, что их чувства – это всего лишь «постельные встречи».

– Ты думаешь? – прошептала она, сраженная.

– Я уверен.

Ярость закипела в ней, но она давно научилась контролировать эмоции.

– А что, если меня в твоей жизни не станет? – бросила она.

Игорь задумался, но всего на секунду.

– Плохо, – нагнулся к ней и поцеловал в плечо, – но я переживу. Все, одевайся, не буду мешать.

Он грациозно выскользнул из постели и ободряюще потрепал Инну по спутанным волосам. В его голове уже возникали яркие образы, которые он хотел теперь перенести на холст, и присутствие женщины начинало мешать.

– Не возражаешь, если я поработаю? – спросил он.

– Вперед.

– Захлопни дверь, когда будешь уходить, ладно?

– Да.

Он собрал с пола свою одежду и, насвистывая, скрылся в мастерской. Инна увидела распятый на мольберте холст, валявшиеся всюду краски, кисти, перепачканные тряпки. А потом дверь захлопнулась. И щелчок замка прозвучал для нее как выстрел.

Ее начало трясти, словно в спальне, которая всего несколько минут назад казалась тропиками, теперь стоял лютый мороз. Она стащила с себя лифчик, едва справившись с крючками, и, обхватив себя руками, бросилась в ванную комнату. Включила в душевой кабине горячую воду на полную мощность, дождалась, когда пар окутает помещение до полной потери очертаний предметов, и шагнула под кипяток. Вскрикнула, повернула вентиль с холодной водой, подставляя потоку лицо.

Выйдя из душа и завернувшись в его полотенце, теплое после радиатора и сводящее с ума любимым запахом, она поняла, что не сможет отказаться от единственного счастья в своей проклятой жизни.

Она испортила все сама. Игорь звал ее с собой в путешествие по Таиланду, Камбодже, Индонезии, Бирме. Хотел, чтобы она прилетела к нему в Вену на открытие выставки, потом – в Будапешт. Но она не смогла, осталась в Москве.

Инна открыла дверь и шагнула за порог ванной комнаты одновременно с вырвавшимся наружу паром. Подошла к закрытой двери мастерской Игоря. Взявшись за ручку, она почти повернула ее, но вовремя остановилась. Нет! Игорь должен принять решение сам.

Попятившись, вернулась в спальню, быстро оделась. И, не оглядываясь, выбежала из квартиры, с шумом захлопнув за собой входную дверь.

Только по дороге к метро, уже позвонив домой, Инна вспомнила, что не оставила Варшавскому новый номер своего сотового телефона. Старый аппарат у нее недавно пропал – то ли где-то выронила, то ли украли. Пришлось срочно покупать телефон, а заодно и сим-карту: прежняя была оформлена на Витю, который давно исчез из ее жизни, здраво рассудив, что ему нужна женщина, а не «творческая личность». Да еще без успешной реализации, а заодно и «с прицепом».

Инна опустилась на жесткую скамейку в пустом вагоне и, откинувшись назад, горько расхохоталась. Так нелепо могла поступить только она. Прекрасно ведь знала, что Игорь не возьмет трубку, если увидит незнакомый номер – последнее время ему без конца докучают, – и все равно, увидев любимого мужчину, обо всем на свете забыла…

Инна открыла дверь в собственную квартиру одновременно с боем старинных часов в прихожей. В темноте споткнулась о ботинки, брошенные у самого порога, включила свет и увидела, что обувь, как всегда, заляпана глиной и грязью. Чуть подальше, прямо на полу, валялась мокрая куртка. Инна безнадежно вздохнула, подняла ее и повесила на плечики. Потом разделась сама и отправилась в ванную комнату мыть ботинки.

В кухне ждала гора немытой посуды и опустошенный – даже яйца, и те исчезли бесследно – холодильник. Она засучила рукава и открыла кран. Гора тарелок быстро таяла в ее привычных руках, а в горле то и дело появлялся противный ком, который она запивала водой из кувшина: в ее положении нельзя было давать волю слезам.

Покончив с делами, Инна прошла в свою комнату, которая раньше была гостиной, и плотно прикрыла за собой дверь.

Новый телефон быстро вспотел в ее горячей ладони, а через пять гудков стал выскальзывать, словно она звонила из сауны. Игорь всегда отвечал на ее звонки – в любое время дня и ночи, но теперь, как она и боялась, не взял трубку: элементарная мера предосторожности для человека, чье имя известно по всей стране.

Когда гудки десятого кряду звонка умолкли, Инна поняла, что повторять попытки бессмысленно: он не принимает чужие звонки и, не читая, удаляет СМС с сомнительных номеров. Слишком часто в последнее время стал получать послания, в которых люди просили у известного художника денег. Или предлагали себя, если говорить о женщинах. Конечно, давно нужно было сменить номер телефона, ставший достоянием общественности, но Игорь сопротивлялся.