Дочери Волхова - [9]

– И не заметили, как ночь прошла! – произнесла Яромила. – Ох, деды наши и прадеды!

– Живин день вчера был, – грустно вздохнула Дивляна. – И не почтили ее с гадами этими…

– Да уж теперь не до плясок, – тоже с грустью согласилась Яромила.

Дивляна вспомнила, о чем думала только вчера, и вздохнула еще раз. Будет ли в этом году Красная Горка и будет ли она сама к тому времени жива – лучше не загадывать.

Ночью почти никто не спал, но до утра ничего не случилось. Зато утром в Ладогу прибыли беженцы из Вал-города – небольшого, но укрепленного поселения в устье Сяси, впадавшей в Нево-озеро дальше к востоку. По преданию, именно туда бежали потомки древнего конунга Ингвара, изгнанные из Ладоги первыми нашествиями словенских поселенцев с юга.

– Убили Хранимира, воеводу нашего! – причитали женщины из Вал-города. – Убили, разорили! Ох, отец наш, кормилец, солнце наше красное, поцьто так рано закатилося? Месяц наш светлый, поцьто за облака склонился?

Беженцев было десятков пять, в основном женщины с детьми, успевшие скрыться, и всего десяток мужчин, сумевших вырваться, когда городок был взят.

– Убили Хранимира? – ахнула Милорада, выбежавшая из дома при очередном известии, и, побледнев, схватилась в ужасе за щеки. – А Даряша как же?

– Она здесь, и дите с ней, – успокоил Велем, уже видевший беженцев. – Идет сейчас.

Два года назад воевода Хранимир, уже полуседой и овдовевший, женился на племяннице Милорады – Святодаре, дочери ее младшей сестры. К счастью, молодая воеводша оказалась цела и невредима. Один из ее взрослых пасынков, Деллинг, иначе – Деленя Хранимирович, раненный в плечо, теперь возглавлял беженцев и на здоровой руке нес малолетнего сводного братишку. Сестра воеводши, Велерада, с воплями выбежала навстречу, обняла племянницу, отобрала у Делени ребенка и увлекла всех к себе. Вокруг беженцев, плача и причитая, толпились женщины. Деленю Велем и Братоня увели к Домагостю, где собрались старейшины и прочие мужчины – послушать, что он скажет.

Деленя, парень лет двадцати, третий и последний из взрослых Хранимировых сыновей, единственный из мужчин семьи оставшийся в живых, еле держался на ногах, но старался не показывать ни усталости, ни горя от потери отца, братьев и всего города. По его словам, три дня назад, будто змей из бездны, возле Вал-города появился пришедший из Нево-озера на четырех кораблях какой-то морской конунг. Дружина у него была большая, и решительным натиском он захватил поселение, перебив всех, кто сопротивлялся, а остальных захватил в плен. Сам Хранимир со старшими сыновьями погиб в сражении, не сумев отбиться, – в его распоряжении была только собственная небольшая дружина и ремесленное население Вал-города, собирать ополчение не осталось времени. Он успел лишь подать знак огнем на сопках, предупреждая округу об опасности. Теперь викинги оставались в Вал-городе, но никто не ждал, что на этом они успокоятся.

Ладожане слушали с замиранием сердца, понимая, что выбери находники своей целью Ладогу, та же участь постигла бы и их. Дружину в двести человек они не отбили бы, особенно будучи застигнуты врасплох. В темноте, что ли, русь, не знакомая с этими местами, пропустила устье Волхова и ушла дальше на восток, к Сяси? Или не знала, что собой представляет нынешняя Ладога, и не решилась напасть сразу на нее?

– Да они перепутали! – устало отвечала Даряша. – Думали, что мы Ладога и есть. Мы сами не поняли сперва. Видно, они края наши плохо знают, вот и промахнулись.

Валгородские женщины причитали, оплакивая погибших и полоненных родичей. Велерада с дочерями сварила им похлебку из рыбы – с припасами весной у всех было плохо, – усадила за стол. Какая-то женщина, продолжая плакать, кормила с ложки ребенка лет пяти.

– Сиротинушка ты моя! – всхлипывала она, прижимая к себе головку малыша, который засыпал у нее на коленях, не проглотив то, что во рту. – Нету у тебя больше ни батьки, ни дедки, ни бабки… И мужика моего зарубили, золовок попленили! И сестер! Взорушка моя, краса ненаглядная! Где же теперь вы, голубушки мои белые, горлинки мои сизые!

– Ну, будет тебе! – унимала ее Милорада, холодея при мысли, что и ее муж и сын могли бы погибнуть под варяжскими мечами, а дочери попали бы в руки находников. – Может, еще увидишь их. Может, еще разобьют наши русь – и освободят ваших.

Как ни велико было горе осиротевших, усталость оказалась сильнее. Пройдя за два дня пятьдесят верст с малыми детьми на руках и почти впроголодь, те вскоре, разомлев от тепла, еды и относительной безопасности, уже засыпали кто где – на лавках, на полатях, на полу.

Тем же утром Милорада велела дочерям собираться. Медлить было нельзя: длинные лодьи с красными щитами на мачтах могли показаться в любое время. Уезжать предстояло ее дочерям и Витошке. Сама Милорада оставалась с Никаней, которую перевозить было нельзя. Живот у молодухи опустился уже давно, все вот-вот могло начаться, и челядинка Молчана не отходила от хозяйской снохи. Той предстояло родить первого Домагостева внука, поэтому даже сам хозяин, как ни много дел у него было в последние дни и как ни мало мужчине полагалось вмешиваться в женские дела, по два раза на день спрашивал, как чувствует себя невестка и не началось ли.