Дочери озера - [2]

В голове шерифа возникли какие-то смутные, обрывочные мысли, совсем неподходящие для места преступления. Джонни Страттон задумался о настоящей любви. От выражения лица утопленницы его мысли почему-то переключились на утреннюю ухмылочку бывшей жены (увы, он слишком хорошо ее помнил), а потом на более приятное воспоминание о Мэри Карлсон, своей первой любви, – сладко пахнущей, добродушной рыжеволосой девушке, которую Страттон не видел со средней школы. Джонни вспомнил ее бедро, прижавшееся к его бедру, когда они разъезжали по городу в стареньком отцовском «Камаро». Какой мягкой была на ощупь ее маленькая ручка, когда их пальцы переплелись. Какой яблочный аромат исходил от нее. Стоя на берегу озера и глядя на труп, шериф задумался, что стало с Мэри. А потом выбросил эти мысли из головы. Господи, он же на месте преступления.

Фред тоже был загипнотизирован увиденным. Он тоже думал о своей настоящей любви – женщине, которая сейчас, конечно, моет посуду после завтрака. О Беверли, на которой женат уже сорок пять лет. Хорошо, что она не пошла с ним и не видит это.

Раздумья обоих прервало появление Кейт. Она торопливо спускалась по лестнице на берег.

– Пап! – позвала она. Мужчины вздрогнули и резко повернули головы в ее сторону. – Папа! Я услышала лай Сэди и пришла проверить, все ли в порядке…

Подойдя ближе, она тоже замолчала. Бросила взгляд на безжизненное лицо женщины и рухнула на колени, заглушая ладонями рвущийся наружу беззвучный крик.

– Ничего страшного, дорогая. – Фред подбежал и обнял дочь. – Джонни прямо сейчас вызовет судмедэксперта. Да, Джон? Идем домой. Пусть шериф делает свою работу.

– Нет! – Вместо крика у Кейт получился шепот. Она вырвалась из отцовских объятий. Никто не успел ее остановить – она подбежала к утопленнице и начала рвать на ней рубашку. Когда Джонни с Фредом оттащили Кейти, все трое снова замерли.

– Господи Иисусе, – прошептал Джонни.

Кейт наконец обрела дар речи и пронзила утреннюю тишину таким громким воплем, что все живое в округе замолчало, прислушиваясь. Там, в складках одеяния покойницы, свернулся ребенок. Неподвижное крошечное тельце словно безмятежно спало, убаюканное в материнских объятиях.

Глава 2

Грейт-Бэй, 1889

В то утро, когда Адди Кассатт появилась на свет, туман так окутал деревья, дома и берег озера, что ее мать Мари не осмелилась отправиться к доктору в одиночку. Его кабинет находился неподалеку – Кассатты жили меньше чем в миле от главной улицы, но в то утро Мари не видела дальше порога. Она уставилась на плотную белую пелену, не зная, что предпринять. Дом ближайшего соседа исчез в тумане, а муж сейчас рыбачил на озере, невзирая на непогоду и деликатное положение жены. Некому помочь ей добраться до поселка или вызвать доктора. Она одна в доме и, как казалось Мари, одна на всем белом свете. Но лужица под ногами свидетельствовала, что ей недолго осталось пребывать в одиночестве: вот-вот появится младенец.

Муж Мари Маркус и его брат Джин были потомками тех, кто рыбачил в этих водах с незапамятных времен. Они не собирались пропускать целый день из-за какого-то там тумана (не говоря уж о беременности Мари). Большинство других местных рыбаков считали, что очень глупо со стороны Кассаттов выходить в такую погоду. Но Маркус и Джин знали, что рыбе нравится бархатистый туман. Братья не раз видели, как косяки высовывали морды на поверхность туманным утром, чтобы попробовать кисею на вкус.

Мари все это было неважно: она лежала одна в постели, ворочаясь и содрогаясь от боли – предвестницы скорого появления первенца. Поселок не так уж далеко, – твердила она себе после каждой схватки, когда боль слабела. Она изо дня в день ходила по этой грунтовой дороге со своими собаками и прекрасно знала каждый поворот. Разумеется, сможет сама добраться туда. Или хотя бы до соседского дома.

Давай, Мари. Просто небольшой туман. Встань. Позови на помощь. Ребенок на подходе.

Мари попыталась встать с постели, но боль усилилась. Она со стоном опустила голову обратно на подушку. Возникло ощущение, что она плывет. Как будто ее тело стало рекой, по которой ее ребенок, как по мосту, войдет в этот мир.

Все мысли улетучились. В окно спальни была видна только ослепительная белизна. Кто знает – может, она уже поглотила школу, магазин, почту и весь поселок. Осталось ли хоть что-нибудь? Уцелел ли мир? Мысли об этой белой плотной сущности, напоминающей живое существо, привели Мари в ужас. Она была уверена, что если рискнет выйти наружу, то туман собьет ее с пути, уведет в густой лес за поселком, и там она будет блуждать, пока не родится ребенок. Еще больше выбивал из колеи тот факт, что на заднем дворе Поляр и Люси лаяли на белизну.

Помоги мне, мама, – последняя здравая мысль, которая промелькнула в голове. А потом ее тело содрогнулось от схваток.

Чуть дальше вдоль берега соседка Мари, Руби Томпсон, собирала узелок. Она знала, что болван Маркус ушел на озеро, оставив жену одну-одинешеньку в такой день, когда ей вот-вот рожать. Нужно убедиться, что с Мари все в порядке, – и плевать на туман.

Руби завернула с собой свежеиспеченный пирог и вышла в белизну навстречу длинному ряду сосен между их домами. Она медленно, вслепую, двигалась на ощупь от дерева к дереву. Прогулка в тумане напомнила Руби зимний день из детства, когда она оказалась на улице в метель. Тогда несколько человек из их маленькой общины погибли, захваченные врасплох внезапной снежной бурей. Маленькая Руби возвращалась домой из школы, когда повалил снег. Тогда она, как и сегодня, пробиралась от дерева к дереву, пытаясь отыскать дорогу. И сейчас ее бил озноб от одной мысли о том дне, который не так уж сильно отличался от нынешнего. Наконец Руби добралась до дома Кассаттов и вздохнула с облегчением.