Дочери озера - [13]

Но Гаррисон много лет назад дал обещание ее отцу и не собирался его нарушать. На публике он выглядел беззаветно преданным жене, несмотря на ее болезнь. Соседи часто замечали, как он расхаживает по веранде, толкая Селесту в кресле-каталке и указывая то на одно, то на другое судно на горизонте. Нередко они вдвоем сидели на веранде на качелях, закутавшись в плед: он читал ей вслух, а она клала голову ему на плечо. Хотя в городе ходило много сплетен о других богатых мужчинах и их любовницах, Гаррисон не давал ни малейшего повода заподозрить себя в связи ни с кем из полудюжины горничных, которые поддерживали порядок в доме Коннора, – медные ручки начищены до блеска, деревянные панели сияют, ребенок одет, накормлен, сопровожден в школу и из школы. А какие чувства Гаррисон испытывал к Селесте на самом деле, знал только он сам.

Жена умерла, когда Хэдли была совсем крошкой. Несмотря на врачебное заключение, что у Селесты просто отказало сердце, слухи о наркомании и передозировке лекарств распространились по городку со скоростью лесного пожара. После смерти жены Гаррисон впервые в жизни занялся тем, что действительно было ему по душе. Вместо женитьбы на любой из множества одиноких горожанок, готовых продать душу, чтобы стать его супругой, он уделял все внимание самому любимому человеку на свете – Хэдли.

Пикники, вечеринки на яхтах, ходьба на снегоступах зимой, верховая езда, пешие прогулки по берегу, гребля на каноэ… Жители городка, то и дело наблюдавшие, как Гаррисон и Хэдли вместе выходят из дома, недоумевали, почему они сами в обществе своих родных не испытывают такое же удовольствие, какое явно испытывает Коннор.

Если успех ребенка – показатель того, насколько хорошо родитель выполнял свои обязанности, то Гаррисон Коннор заслужил высших наград. Хэдли выросла в прелестную молодую женщину. Закончила школу, поступила в университет (в те времена девушки редко получали такое образование) и жила счастливо. Кареглазая красавица вышла замуж за мужчину по имени Малькольм Грейнджер. У них родилось двое детей, Фред и Гарри. У Фреда, в свою очередь, родилась дочь Кейт, которая сейчас приближалась к подъездной дорожке бывшего дома своего прадеда.

Теперь в доме Гаррисона размещался фешенебельный отель по системе «постель – завтрак» с шикарным рестораном и уютным винным баром – когда-то на его месте располагалась домашняя библиотека. Помещение с панелями из темного дерева и книжными полками от пола до потолка, кожаными креслами и мраморными столешницами было излюбленным местом и для туристов, и для местных жителей. Кейт особенно нравилось приезжать сюда потому, что этот дом – часть их семейной истории. Фотографии Гаррисона, Селесты и Хэдли по-прежнему висели на стенах, а большинство книг в библиотеке когда-то принадлежало им. Тщательно восстановленный, особняк стал почти таким же, как при Гаррисоне.

Этот дом всегда принадлежал семье Конноров. Хэдли и ее муж Малькольм вернулись в Уортон, чтобы ухаживать за пожилым Гаррисоном. Хэдли души не чаяла в отце и отблагодарила его за любовь и привязанность, которые он щедро дарил ей в детстве: почтительно и заботливо (как и подобает обожаемой отцом дочери) ухаживала за стариком до самой его кончины. После его смерти дом и семейный капитал перешли к ней. Сама Хэдли дожила до девяноста лет. В последние годы за ней ухаживал ее внук Саймон – кузен Кейт, сын Гарри – сына Хэдли. Когда Хэдли умерла во сне, ее любимый дом перешел к Саймону в знак признательности за нежную заботу о бабушке.

Саймон и его компаньон Джонатан занялись восстановлением этого огромного здания – буквально дюйм за дюймом. Каждый светильник, дверная ручка, половица были подлинными или, как любил говаривать Саймон, чертовски хорошей подделкой. Большая часть мебели и аксессуаров тоже были подлинными (отреставрированными, разумеется), а та мебель, что не являлась антиквариатом, гармонично сочетала старый и новый стиль. Пока невосстановленным оставался только третий этаж – там когда-то располагался бальный зал. Саймон планировал заняться им зимой, когда закончится туристический сезон.

Великолепный декор вкупе с высококлассным рестораном сделали этот отель самым популярным в городке: за привилегию провести ночь под его тщательно восстановленной крышей платили большие деньги. Впрочем, у Саймона имелось неписаное правило: близким родственникам – бесплатно.

– Это дом наших прапрадедушки и бабушки, – говорил он Кейт. – Ты имеешь такое же право быть здесь, как и я. С какой стати тебе платить за проживание? Никаких денег, пожалуйста.

Однако Кейт не слишком часто пользовалась этим щедрым предложением. Они с Кевином провели тут медовый месяц и несколько раз в год приезжали и останавливались в одном из люксов с джакузи на ночь-другую в межсезонье – просто потому, что здесь очень романтично.

Каждый раз, когда Кейт проходила через огромную деревянную парадную дверь, ее бросало в дрожь: в атмосфере дома чувствовался дух истории, и Кейт ощущала прямую, неразрывную связь с семейным прошлым. Фотографии на стенах словно преследовали ее: молодые, энергичные, счастливые люди улыбались в блаженном неведении, не подозревая, что когда-нибудь их правнучка будет рассматривать эти снимки, а сами они уже будут лежать в могилах.