Дочери Ганга - [12]

Когда Ратну усадили в лодку, чтобы отвезти в приют для вдов, она словно окаменела. Нилам напрасно боялся, как бы она не бросилась в воду. Девушка дошла до судна, с трудом передвигая ноги; ее взгляд был остановившимся, пустым.

Сопровождавший Ратну Амит делал вид, будто не замечает ее состояния. Впрочем, Нилам не мог не признать, что старший брат проявляет большое участие в судьбе молодой женщины: ему предстояло не только отвезти ее в приют, но и сделать достойное пожертвование храму, чтобы Ратну приняли во вдовью обитель. С Нилама Амит не взял ни рупии.

По небу тянулись караваны белоснежных облаков, ветви деревьев, растущих по берегам реки, сотрясались от порывов ветра. Светило солнце, и, если прищурить глаза, казалось, будто по воде расплываются радужные пятна. Девушке чудилось, что это цветные одежды, сброшенные несчастными вдовами.

Ратна отправилась в последний путь; ей предстояло ждать конца истории, которая едва успела начаться. Самым страшным казалось то, что она должна была умереть для своей дочери. Анила вырастет, так и не узнав, какой была ее родная мать!

Заснеженных вершин больше не было видно. Жестокое солнце иссушило речные берега; пейзаж – небольшие рощицы, рисовые поля, пустынное небо, песок и пыль – казался неподвижным.

Плыть пришлось довольно долго; по вечерам они приставали к берегу и ночевали в деревнях, названий которых Ратна не спрашивала. Амит беседовал с хозяевами, а она, отказавшись от еды и питья, лежала в углу, безмолвная и безучастная.

Однажды, когда они вновь очутились у какой-то пристани, Амит сказал, что это и есть конечная цель их путешествия. Огромный город протянулся по излучине левого берега Ганга. Здесь было полным-полно храмов, чьи красочные верхушки вздымались в небо. К зеленовато-коричневым водам реки спускались многочисленные каменные лестницы – гхаты, потемневшие от слоя копоти и древесного угля.

Ветер разносил аромат сандалового дерева, смешанный с запахом сожженной человеческой плоти. Мрачные носильщики опускали на ступени бамбуковые носилки с очередным трупом. Тлеющие угли и обгоревшие человеческие кости с шипением опускались на дно. Слышались молитвы брахманов и позвякивание их колокольчиков. В небе парили коршуны.

– Это Варанаси, – сказал Амит, – самое святое место Индии. Ангрезы[20] называют его Бенарес. Воды Ганга здесь имеют особую волшебную силу, они очищают душу и тело – вот почему по берегам построено столько храмов. Как говорится, если ты не можешь жить в Варанаси, постарайся хотя бы умереть в этом городе!

Он был прав: сотни паломников мылись в зеленой пузырящейся воде, заходя по грудь прямо в сари и дхоти, пили ее и набирали в медные или глиняные сосуды, чтобы унести с собой. А еще в Ганге плавали останки тех, кто не удостоился сожжения, в том числе трупы животных.

Поднявшись по лестнице, Амит отыскал храм, при котором находился приют для вдов.

Мужчины не имели права переступать его порог, потому молодой человек поговорил с одним из храмовых служителей, который пообещал позвать женщину, которая руководила приютом. По всей видимости, вдовья обитель представляла собой некую общину, расположенную на закрытой территории и ограниченную строгими правилами.

Вскоре появилась пожилая, явно многое повидавшая женщина в ослепительно-белом сари.

– Меня зовут Сунита, – сообщила она после приветствия и добавила: – Мне сказали, что вы привезли к нам молодую женщину, однако я вынуждена отказать вам: приют переполнен.

– Но нам негде ее держать. Я состою на службе у англичан, а мой младший брат еще не женат и живет один. У нас нет родственников, которые согласились бы взять к себе вдову.

– Почему, в таком случае, она не взошла на костер?

– Когда ее муж, он же мой отец, умер, она ждала ребенка, – ответил Амит и прямо заявил: – Я сделаю щедрое подношение и храму, и приюту.

Сунита склонила голову набок и внимательно посмотрела на Амита. В ее глазах появился жадный блеск.

– Вдовья обитель нуждается в деньгах. Ведь мы нечистые, да к тому же почти мертвые – нам мало жертвуют. А заработать деньги как-то иначе достаточно сложно.

Когда Амит понял, что Ратну примут, у него вырвался вздох облегчения. С этой минуты он мог забыть об отцовской вдове. Отныне ее судьба была в руках жрецов и этой суровой практичной женщины.

Сжав пальцы девушки в своей твердой ладони, Сунита потянула Ратну за собой. Та пошла, с трудом переступая ватными ногами. Она ничего не сказала Амиту и даже не оглянулась на него.

Молодой человек подождал, пока Ратна скроется за стенами и ворота приюта навсегда захлопнутся за ней, и направился в храм, где состоялась передача денег. Потом он поспешил покинуть Варанаси, чтобы больше никогда не возвращаться сюда.

В приюте было много серого, голого и местами замшелого камня. Ни цветочка, ни деревца, ни травинки. Вдовы рано вставали и поздно ложились, много времени проводили в молитвах, а также занимались работой – носили воду, готовили, стирали. Выходить за пределы приюта позволялось только по делу, да и то далеко не всем.

– Для начала я познакомлю тебя с Соной, – сказала Сунита. – Она в самом деле настоящее золото