Дочери Дагестана - [10]

5 мая 1860 года, получив благословение отца, Кази-Магомед выехал в Дагестан. Шамиль все время с тревогой думал, насколько успешно закончится поездка сына и вернет ли Даниель-бек дочь законному супругу. Шли дни за днями, волнение росло. Наконец, имам не выдержал, 31 мая вызвал к себе пристава А. Руновского и спросил, как долго может находиться в дороге Кази-Магомед. Тот отвечал, что все зависит от обстоятельств на месте, а дорога может занять от одного до трех месяцев. Шамиля волновало и другое: надо было подыскать квартиру для сына и его жены. Когда он сказал об этом вслух, Руновский крайне удивился. Пристав спросил, не с ним разве будет жить родной сын? Имам высказался в том смысле, что Каримат – враг его сыну и ему самому. «До сих пор я знал, – заявил Шамиль, – что Кази-Магомед очень любит свою жену, что она отравит или его, или меня, или сделает какую-нибудь гадость»[13].

В данном случае Шамиль был несправедлив. Вероятно, неприязнь к Даниель-беку, независимый характер его невестки и ее нелюбовь к Кази-Магомеду вызывали у имама досаду и, в свою очередь, неприязненное чувство к Каримат. Как бы то ни было, Шамиль считал, что им нельзя жить под одной крышей.

Кази-Магомед задержался в Дагестане гораздо дольше, чем предполагалось, и вернулся в Калугу лишь 16 августа 1860 года. Общественное мнение и некоторый нажим местных властей поставили Даниель-бека в такие условия, что он волей-неволей должен был отпустить дочь свою в Россию. Женская половина дома, относящаяся с завистью к тому, что им недоступно, встречала ее сдержанно и без особого восторга.

А вот какое впечатление она произвела на казначея Шамиля Хаджио. В разговоре с приставом Руновским он говорил: «Такой красавицы, как Каримат, нигде нету! В Петербурге нет, в Москве нет, в Харькове нет. Кази-Магомед был в театре: там много красавиц… такой нет. И на Кавказе нет! Одна роза такая».

Каримат и Кази-Магомеду по распоряжению Шамиля выделили флигель, в котором буквально через месяц после этого события приезжая заболела. Домашний врач объяснил болезнь Каримат последствием золотушного худосочия. На родине болезнь проявляла себя незначительно и уступала домашним средствам. В Калуге же, где Каримат жила в сыром флигеле, да еще безвыходно, недуг усилился. Женщина не видела солнца, мало бывала на воздухе. К ней неприязненно относилась жена Шамиля Зайдет, Каримат отвечала ей тем же. Она неумеренно употребляла, как и другие дагестанки в Калуге, уксус и лимоны, что, как говорили, также усугубило болезнь. Главной же причиной ее состояния была тоска по родине. Так признал врач.

К февралю 1861 года Каримат стало худо. Болезнь прогрессировала. Потерявший голову Кази-Магомед не знал, как спасти любимую жену. Доктор сказал, что повлиять на ее состояние вряд ли теперь чем-либо можно и что она страдает неизлечимой болезнью. Каримат настолько исхудала, что уже нельзя было признать в ней былую красавицу. Она перестала есть, улыбаться, лежала в постели, отрешенная от всего мира, безразличная к мужу, который по-прежнему ласкал ее, называя нежными именами. В мае 1862 года 25 лет от роду она умерла. По просьбе Даниель-бека Каримат решено было похоронить в городе Нухе. За счет государства ее везли в железном саркофаге. Тело умершей сопровождал офицер Гузей Разумов.

После того, как не стало Каримат, Кази-Магомед долго страдал, очень похудел. Многие думали, что и у него началась чахотка. Однако врачи ничего опасного не нашли, но глубокий след на сердце от потери любимого человека у сына Шамиля сохранился на всю жизнь.

* * *

За выдающийся военный и административный талант Шамиль назначил Галбац-Дибира Каратинского главою четырех наибств. Не раз он получал от имама благодарность за свои действия. И, скажем, такие указания, как нижеприведенное письмо:

«От Шамиля к дорогим братьям, кадию Галбацу, всем его сподвижникам и друзьям. Привет вам и милость.

А затем. Выселите из сел. Хунзах сто пятьдесят дворов сторонников нечестивых в места, где есть наибы. Остальных же расселить по окружающим аулам искренних мусульман. Затем, Галбац, я разрешил тебе взять два орудия в твой вилает. Все».

Галбац-Дибир знал себе цену, был своенравен и нередко мог вскипеть и обидеть зазря человека, даже не разобравшись, виноват он или наговорили на него. Может, поэтому, а может, еще по каким-либо другим причинам имам освободил его от всех должностей, передав устно через людей такие слова: «Пусть дома отдохнет!». На его место наибом в Карату Шамиль назначил шамхала Хелетуринского, вскоре заменив его своим сыном Кази-Магомедом.

…Как-то в Карате хоронили человека. Жена Кази-Магомеда, несравненная красавица Каримат, со своего балкона наблюдала за скорбной процессией. С высоты двухэтажного дома ей видно было все как на ладони.

Вдруг Каримат встрепенулась. Среди хоронивших людей она обратила внимание на юношу, месившего босыми ногами грязь. Не задумываясь о последствиях, она отправила прислугу узнать, кто этот молодец с такими привлекательными чертами лица и белой, как у девушки, кожей.

– Сын бывшего наиба Галбац-Дибира, – отвечали ей, – зовут Хадисом.