Доченька - [103]

Камилла, которая не упустила ни слова из разговора, с радостной улыбкой бросилась в объятия матери:

— Она останется с нами насовсем, наша бабушка Нан! Как хорошо! Мы сможем до упаду играть в «Но, но, мой ослик!» и «Зайчик мимо пробежал»!

Названия игр девочка произнесла на патуа, но Мари рассмеялась от души. Она давно отказалась от идеи запретить детям говорить на диалекте в своем доме. Любовь бабушки ведь намного важнее правильной речи, верно? Многие поколения детей выросли на старинных лимузенских считалочках и прибаутках, и ничего плохого с ними из-за этого не случилось…

* * *

У Нанетт вошло в привычку садиться с вязанием у левого окна. Бывшая гостиная стала ее маленьким мирком. Она наблюдала за пешеходами, разглядывала прихожан, выходивших из церкви после мессы, подолгу играла с Камиллой. Девочка не была ей родной по крови, но между ними существовало душевное родство.

— Да что удивляться? Эта крошка так на тебя похожа — такие же темные волосы и веселые глазки! — призналась как-то Нанетт Мари. — И так же, как и ты, она сразу меня полюбила!

Когда на площади устраивали ярмарку, Нанетт вставала пораньше и наблюдала, как торговцы устанавливают свои палатки. По воскресеньям, после обеда, она обычно ходила на кладбище. Помолившись на могиле Жака, пожилая женщина начинала со всеми подробностями пересказывать ему события прошедшей недели:

— Видел бы ты, что устроила наша Ману в четверг! Расходилась не на шутку! Лизон дала ей пощечину. Наше счастье, что Камилла уродилась спокойной. Мари с Адрианом уехали в Брив, так что все в доме перевернулось вверх дном. Помнишь Жильбера Мазака, который сильно обгорел в 1929-ом? Он совсем ослеп. Моя Лизон часто о нем заговаривает. Как бы девочка не влюбилась! Она такая молодая, зачем ей инвалид? А Поль всегда мне помогает. Приходит поболтать, играет мне на губной гармошке. Покойся с миром, мой Жак! Меня не выбросили на улицу, что да, то да! Мари говорит, я ей как мать. Мне это греет душу. Пьер был хорошим парнем, но он не заслуживал ее, нашей Мари. Да что уж там! Это все война виновата, из-за нее у него в голове все перемешалось! Лишь бы только подольше новой войны не было…

Глава 28 Тучи сгущаются

Сентябрь 1939 года

Матильда задула семнадцать свечей на праздничном торте. Она чувствовала себя очень хорошенькой в новом черном в белый горошек платье, подчеркивающем стройную талию.

Поль с улыбкой смотрел на младшую сестру. Она была похожа на принцессу, гордо шествующую в окружении своих придворных. Он уж точно не станет устраивать столько шума в ноябре, в свой двадцатый день рождения! Но Ману никогда не изменится. Уж эта девушка точно родилась исключительно для того, чтобы блистать и привлекать к себе всеобщее внимание!

Когда сестра так энергично подула, что свечи враз погасли, Лизон захлопала в ладоши. Она искренне радовалась происходящему. Ей уже исполнился двадцать один год, она закончила учебу и получила должность учительницы начальной школы в Тюле. Единственное, чего Лизон, по ее собственному убеждению, оставалось желать, — так это благополучия всем членам своей семьи.

Рядом с Лизон сидел Жильбер Мазак, ее жених. Молодой человек пытался участвовать в праздновании, следя за развитием событий с помощью органов чувств, которые заменяли ему зрение. Он ощутил запах огромного яблочного пирога с карамелью, уловил выдох Ману, почувствовал радость Мари, своей будущей тещи…

Нанетт, у которой на коленях примостилась Камилла, завела разговор о, по ее мнению, просто возмутительных манерах нынешней молодежи, ярким образчиком которой являлась их неугомонная Ману. Собеседница, ее подруга-сверстница по имени Маргарита, отвечала ей, мешая французский и патуа. Маргарита была знахаркой и жила в Обазине, хотя родилась, как и Нанетт, недалеко от Лиможа.

Всласть посудачив об испорченном подрастающем поколении, они заговорили о злой судьбе и народных методах лечения. Пожилые дамы сошлись во мнении, что со своими болячками не станут обращаться к докторам, даже таким хорошим, как Адриан Меснье.

Взгляд больших голубых глаз Леони по очереди останавливался на каждом из присутствующих за столом. Одеяние монахини придавало молодой женщине торжественный вид. В свете электрических ламп, куда более резком, чем более привычный для нее до недавнего времени свет свечей, ее лицо казалось исхудавшим и очень бледным. И все-таки она оставалась красивой благодаря улыбке, украшавшей лучше хорошей косметики, — улыбке, которая постоянно играла у нее на губах с того самого дня, когда выздоровела Мириам, ее маленькая подопечная.

Этим вечером сестра Бландин искренне наслаждалась приятной семейной атмосферой, царившей в доме Адриана и Мари. Глава семейства курил сигару. Обазинский доктор в свои пятьдесят был вполне доволен жизнью. Изысканные яства, которыми его постоянно баловали супруга и Нанетт, слегка округлили его талию, но ему приходилось много ходить, поэтому чрезмерная полнота ему не грозила. Однако в его светлых глазах читалась тревога.

Мари обнимала мужа за плечи, готовая в любую секунду успокоить его ласковым словом и взглядом. Она все еще была очень красивой, и ее золотисто-карие глаза не утратили своей колдовской силы. Мужчины на улице еще оборачивались ей вслед, что немало забавляло Мари…