Дочь якудзы. Шокирующая исповедь дочери гангстера - [25]

— Погоди, Маэдзима-сан, — мой голос был не громче шепота.

Маэдзима даже не оглянулся…

Я попыталась встать, руки и ноги онемели, я едва могла двигаться, я твердо решила, что не умру в таком отвратительном месте.

— Папа, мама, помогите! — Я задыхалась, силясь вобрать в себя воздух, и беспомощно впивалась ногтями в горло.

Мне казалось, будто кто-то невидимой хваткой душит меня изнутри. Не знаю, долго ли я так пролежала, но через некоторое время к пальцам на руках и ногах чудесным образом стала возвращаться чувствительность. Кое-как мне удалось сползти с кровати. Когда я попыталась замазать косметикой фингал, оставшийся после удара Маэдзимы, руки дрожали, а перед глазами все расплывалось.

Ну и дурой же я была! Всякий раз, когда Маэдзима меня избивал, он мог всего лишь признаться мне в любви, и я тотчас же все ему прощала. Но эти три словечка: «Я тебя люблю» — были веревкой, что связывала меня, а Маэдзима никогда не вкладывал в них искренних чувств. Я всегда была для него лишь игрушкой для удовлетворения похоти. Наконец мне удалось выбраться из темного гостиничного номера без окон, который казался теперь таким же холодным и пустым, как ложь, которой Маэдзима меня кормил.

Следующие несколько дней я провалялась у себя в квартире, мечтая о дозе. Одного лишь вида «дорожек» у себя на руках вполне хватало, чтобы ко мне со всей яркостью возвращались воспоминания о наркотическом кайфе. Именно тогда мне позвонила На-тян, и до меня дошло, что подвернулся шанс навсегда освободиться от наркотической зависимости.

Но завязать с ширевом оказалось сложнее, чем я думала. Ломка была страшной. Сначала меня постоянно мучили галлюцинации: я видела и слышала вещи настолько ужасные, что не могла сомкнуть глаз. Наконец, через три дня галлюцинации прекратились, и ко мне вернулся аппетит. Есть хотелось зверски! Добравшись до кухни, я умяла две большие порции риса с прожаренной свининой и выхлебала двухлитровую бутылку воды, после чего немедленно уснула. Когда проснулась, мне снова хотелось пить. Я выпила еще воды и приняла горячую ванну, чтобы хорошенько пропотеть. Потом снова наелась до отвала и опять заснула. В таком режиме прошло десять дней, прежде чем неуемный аппетит спал, и я почувствовала, что пришла в норму. Так мне удалось сбежать из ада, которым для меня были наркотики, а совсем скоро я узнала, что избавилась и от другого кошмара. Меньше чем через месяц после того, как Маэдзима бросил меня на погибель в «отеле для влюбленных», он умер от закупорки легких.

Пошло некоторое время, как мне удалось завязать с наркотиками, и я устроилась работать «девушкой для бесед» в один из самых дорогих баров района, куда по вечерам отправлялись бизнесмены, чтобы выпить, расслабиться и поболтать с молоденькими красотками, которые их обслуживали. На дворе стоял 1987 год, пик экономического бума в Японии, когда деньги текли в стране рекой, словно саке, которое мы вливали в горла наших клиентов. Поведение некоторых бизнесменов меня просто изумляло. Они швырялись деньгами так, словно завтра должен был наступить конец света.

К несчастью для Сина, у его компании наступила череда финансовых неудач, и он перестал давать мне деньги. Мне удавалось каждый месяц откладывать с зарплаты небольшую сумму и посылать ее родителям. Несмотря на то что во всей Японии наблюдался рост потребительских расходов, казалось, близких мне людей преследовал некий злой рок. В итоге компания Сина обанкротилась. Конечно же, мне было наплевать на то, что он остался без гроша в кармане, — я его по-прежнему любила и даже не подумала бросить.

Мне было тоже непросто сводить концы с концами. «Девушкам для бесед» приходилось тщательно следить за своей внешностью, и большая часть моей зарплаты уходила на одежду, туфли, парикмахеров и косметику. Иногда, чтобы послать родителям деньги, я экономила на собственных расходах, и в некоторые дни я была вынуждена обходиться без еды. При этом я никогда не заговаривала о своей семье с Сином и всегда держалась весело, делая вид, что у меня все прекрасно.

Мои родители и На-тян переехали в маленький съемный домик, а брат нашел поблизости квартиру. Здоровье отца так и не восстановилось, и теперь единственным источником дохода для него стал самый тяжелый физический труд на стройках. Мама устроилась уборщицей в «гостиницу для влюбленных». Она осунулась и постарела; ее руки, не привыкшие к такой работе, огрубели, кожа на них потрескалась. От аккуратной и нежной словно шелк ручки, которая некогда стиснула мою в зале суда по семейным делам, остались одни воспоминания. Мне было почти двадцать, я была уже совсем взрослая, но, глядя на то, как родители борются за выживание, я чувствовала себя беспомощной.

Каждый вечер, не обращая внимания на холодный ветер, дувший мне в лицо, и дешевую легкую куртку, липнувшую к телу из-за статического электричества, я спешила на работу в бар. Теперь моим новым пристрастием стала работа.

Однажды вечером меня подозвал новый клиент по имени Курамоти. Я, как положено, расплывшись в улыбке, поздоровалась с ним, но, когда присела к нему за столик, у меня екнуло сердце. Он был невысок ростом, не особенно хорош собой, но при этом обладал невероятным шармом. Мне показалось, что я влюбилась в него с первого взгляда. Он рассказал мне, что возглавляет компанию, занимающуюся недвижимостью и располагающуюся в Хиракате, совсем неподалеку от Осаки. В этот район города он приехал по делам и остановился в отеле, неподалеку от бара.