Дочь Великой Степи - [71]

Повозки и всадники через закругленную арку ворот въехали на широкий двор. И вправду тут все под стать… ну, городу – не городу, но целому селению. Множество зданий, между которыми деловито снуют люди; если судить по одеждам, не только рабы, но и свободные. Окруженный виноградом дом – должно быть, обиталище хозяина; рабские бараки, конюшни, амбары, склады и возвышающаяся над всеми этими строениями странного вида громада из известковых блоков.

Гипсикратия привычно окидывала всю здешнюю обстановку цепким взглядом. Конечно, трудно представить, что ей удастся бежать отсюда, и тем более вряд ли предстоит брать этот «поселок» приступом. Но мало ли какие шансы бросает судьба тем, кто готов их поймать…

Справа – двухэтажное здание с колоннами, портиком и крытой галереей на втором этаже.

Слева расположены небольшие квадратные дворики, штук пять или шесть, все отгороженные забором из кольев. Дальше – длинное каменное строение с тремя входными дверями, очень узкими окнами и двускатной черепичной крышей. К нему примыкает крытая колоннада.

В двориках и на площадке перед длинным домом она заметила людей, явно выделявшихся по сравнению со всеми, кого доводилось прежде видеть в этой проклятой стране сыновей Волчицы. Их было больше сотни. Одни просто сидели в тени на скамейках или прямо на земле, другие, разбившись на пары, сражались друг с другом… Гипсикратия присмотрелась – не боевым оружием. У кого-то в руках был деревянный меч, а то и два, у кого-то – длинная палка… копье с деревянным трезубым наконечником… плетенный из лозы щит… Все они – мужи в расцвете лет или мускулистые крепкие юноши; все коротко острижены, из одежды на них имелись лишь набедренные повязки, на ногах – грубые сандалии. Упражняются в работе мечом по соломенным чучелам, учатся раз за разом набрасывать петлю или сеть на вкопанный в землю столб в рост человека… кто-то бьет трезубцем в щит в руках соперника… За поединками бойцов наблюдают наставники, у них особое облачение: короткие коричневые туники, перетянутые в талии широким кожаным поясом, в руках у каждого наставника то плеть, то палка. Время от времени раздается короткий возглас: кто-то из наставников останавливает поединок, чтобы указать на ошибку неумелому или вразумить особо нерадивого.

К прибывшим сразу же бросилось несколько человек, одетых в новые туники. Несмотря на добротность одеяний, это были, конечно же, рабы. Но посреди них шествовал человек в тоге, несомненно, здешний хозяин, даже если на вид он напоминал скорее пожилого грузчика.

– Хвала Юпитеру! – услышала Гипсикратия радостно-облегченный возглас. – Наконец-то! Давай разгружай повозки, Крисп, твой друг Руфус купит у тебя весь товар.

Пока довольный Крисп удалился, чтобы получить деньги за рабов, ее и прочих, всего голов тридцать, без различия пола первым делом отправили в баню. Что ж, она уже привыкла, что их считают по головам, как скот, значит, и мыть будут тоже, как скотину чистят…

В отличие от эллинской бани, вместо оливкового масла и мыла тут на каменном помосте была кучей выложена какая-то белая глина для обтирания. Смывать с себя глину и грязь можно было стоя под струей неожиданно теплой воды, бьющей из бронзового раструба в виде раззявившей рот бычьей морды. Голова быка находилась чуть выше человеческого роста, а приводить в действие механизм следовало посредством небольшого медного рычага внизу. Гипсикратия приноровилась быстро, а прочим, даже к самым простым из механических устройств непривычным, пришлось повторять действия за ней.

Как ни была она измучена, все же почти улыбнулась, подумав, что вот она же и попала в наставники…

После омовения их, как были, голых, погнали в соседний зал. Оказавшиеся там мужчины отпустили пару грубых шуточек, но, кажется, особо не заинтересовались нагой женской плотью. Иные из девушек прятали лицо в ладони, пытались прикрыться руками и всхлипывали, однако и Гипсикратия, и большинство остальных оставались равнодушными, давно усвоив, что невольнице гордость не полагается.

В зале ими занялся лекарь, или, что вернее, коновал. Он наспех осмотрел голых рабынь, ища, нет ли среди них больных, увечных, а главное – беременных. Торопливо ощупал скифянку, буркнул под нос: «Рожалая!» – и довольно щелкнул пальцами: проходи…

Потом наступила очередь предстать перед писарем, который острой костяной палочкой на навощенной дощечке начертал имя каждого невольника, возраст и откуда тот родом.

– Имя? – он взглянул на Гипсикратию.

– Ликаона.

– Сколько полных лет?

– Двадцать три.

– Где родилась?

– В землях скифов у Борисфена, – назвала она греческое имя Дан-Абры.

Писарь окинул ее подозрительным взглядом.

– А почему имя такое? Отец был из грекулов? – последнее слово он произнес с издевкой.

– Муж так назвал…

– Кто был муж?

– Моряк.

– Эй, Кастор, хватит приставать к девчонке! – прикрикнул на него кто-то, появившийся из дальних дверей зала. – Ты и все прочие, давайте одевайтесь и ступайте жрать.

Пожилой раб приволок ворох одежды: всем вновь прибывшим рабыням выдали туники, сандалии и пояса. Потом был обед, довольно обильный и сытный. Их угостили мясной похлебкой, свежим, еще теплым хлебом, сыром и напитком, судя по вкусу, из сильно разбавленного вина и меда.