Дочь Великого Петра - [138]

Она, впрочем, теперь вспоминает, что, забившись в кусты зиновьевского сада, она дрожала как в лихорадке, хотя ночь была теплая, и у ней из головы не выходила мысль, все ли устроит Никита как следует. Ночь прошла довольно быстро.

Когда она услыхала шаги, видимо, разыскивавших ее людей, она притворилась лежащей в глубоком обмороке. Ее отнесли в спальню княжны. Далее все пошло так хорошо. Все признали ее княжной Людмилой. Одна только Федосья — она заметила это — несколько раз бросала на нее подозрительные взгляды. В первый момент это смутило ее, но она поняла, что смущение может ее выдать, и стала более властно обращаться со старухой. Этим она достигла желанной цели — сомнения Федосьи, видимо, рассеялись. Она, впрочем, все же не взяла ее в Петербург.

Но дядя княжны Людмилы, — неслось далее томительное воспоминание молодой девушки, — ей показалось, что он в последнее время стал относиться к ней сдержанно… Он тоже что-то заподозрил, но дело было сделано так, что, как говорится, иголки не подточишь, и он остался, видимо, только при подозрениях… А может быть, ей это только показалось. Она сразу заняла в Петербурге соответствующее положение. Расположение императрицы доставило ей круг почти низкопоклонных знакомых. Кто мог усомниться, что она не княжна, а дворовая девушка Татьяна Берестова? Никто!

Она знала, что есть человек, который один знает это, — этот человек Никита, муж ее матери, убийца и сообщник. Она понимала, что ей придется всю жизнь иметь с ним дело, но бояться с его стороны обнаружения ее самозванства было нечего. Он будет молчать, охраняя самого себя, хотя ей, конечно, придется бросать ему изредка довольно крупные подачки.

В таком виде представляла себе молодая девушка будущее. Ничего мрачного, ничего тяжелого не виделось ей в нем, напротив, достигнув цели, совершив, как казалось, дело законного возмездия «кровопийцам», она, как это ни странно, почти весело глядела в это будущее, где ее ожидали любовь, поклонение и счастье. Совесть ее была спокойна. Припоминая все уколы ее самолюбию, нанесенные ей княгинею и княжной Полторацкими, особенно первой, начиная с помещения ее, когда ей минуло шестнадцать лет, в каморке при девичьей и кончая посылкой на общую работу в день первого визита князя Лугового, молодая девушка считала себя только отомщенной. Никита Берестов все равно, так или иначе, расправился бы с княгиней и княжной. Он мстил за свою жену и свое разбитое счастье. Помощь ее, Татьяны, ему не была особенно нужна. Она только присоединилась к его мщению и путем его преступления добыла себе те права, которые ей, по ее мнению, принадлежали как дочери князя Полторацкого.

Этими рассуждениями убаюкивала молодая девушка свою совесть, и это удалось ей — они окончательно ее убаюкали. Уверенность в безнаказанности для человека, лишенного нравственного воспитания, порождает зачастую в его душе возмутительное спокойствие в отношении совершенного им преступления. Озлобленная с юных лет, Татьяна Берестова, с исковерканной по капризу покойной княгини Полторацкой жизнью, естественно, не имела в своем духовном кругозоре никаких нравственных принципов. Только страх наказания для существ, подобных ей, делает страшным самое преступление. Никита между тем рисовал ей картину ее будущей жизни, начиная с этой полной безнаказанности для нее за все то, что совершит он.

— Ты только меня, девушка, впусти, а там будет мой грех, я и в ответе, ты же свое возьмешь, что тебе по праву принадлежит…

— Ох, страшно…

— Чего страшно?.. Все равно им не жить, затем я и вернулся, чтобы с ними счеты свести. Говорю, лучше впусти…

— Ох, боязно…

— Ты не дури… Я перед тобой душу выложил, значит, ты со мной должна в согласье действовать, а не то и тебе несдобровать… Поди рассказывай своим благодетелям… Я от всего отопрусь или опять сбегу, а до вас до всех доберусь, аспидов…

Невольно приходил на память Татьяне Берестовой этот последний разговор ее с Никитой. Его угрожающая фигура, с горящим, злобным взглядом черных глаз, стояла перед ней. Ей оставалось только дать согласие и впустить убийцу. Отступление ей было отрезано с момента первого рокового свидания с беглым Никитой в Соломонидиной избушке. Она поняла это и решилась.

Результат оказался таким, каким рисовал ей этот страшный человек. Все обошлось для нее более чем благополучно. Она сделалась княжной, всеми признанной, она обласкана императрицей, принята с распростертыми объятиями в высшем петербургском обществе. Самые блестящие женихи столицы готовы оспаривать друг у друга честь и счастье повести ее к алтарю. Конечно, она связана с этим бродягой — Никитой. После первого же его посещения она поняла, что эта связь не из легких, что он не продаст ей дешево спокойствие и безмятежное пользование плодами его преступления, а главное, его появления, и притом довольно частые, всегда будили в молодой девушке тяжелые воспоминания недавно минувшего, и после них она не могла долго успокоиться. Ей все мерещилась картина роковой ночи в Зиновьеве. Что же будет дальше?

Она надеялась, впрочем, к этому привыкнуть. Суммы, которые она передавала уже Никите, для нее, обладательницы большого богатства, ничтожны, но она все-таки замечала, что требования этого «бродяги», как она мысленно называла мужа ее матери, все увеличиваются и увеличиваются. Он пропивает все полученные деньги, значит, чем больше она будет давать их ему, тем скорее он сопьется и издохнет. Эта надежда жила в ее сердце. Его смерть освободит ее совершенно. Он единственный камень на ее ровной и гладкой жизненной дороге. И вдруг…