Дочь Великого Петра - [109]

Последнее слово княжна подчеркнула. Князь поцеловал ее руку, на этот раз с далеко не деланною холодною почтительностью, и вышел. Он не помнил дороги до Лугового. Только в тиши своего кабинета князь стал всесторонне обдумывать свое положение.

Любимая им девушка, видимо, старалась отделаться от него. Он, князь, таким образом, снова свободен, снова одинок.

— Твое спасение в любимой девушке, — пришли ему на память слова призрака.

— Теперь, значит, спасенья нет… Будь что будет… Да будет воля Твоя…

На князя напало хладнокровие обреченного человека.

Для того чтобы совершенно успокоиться, по крайней мере, насколько это было возможно, ему надо было переменить место. Он отдал приказание готовиться к отъезду, который назначил на завтрашний день. На другой день князь призвал в свой кабинет Терентьича, забрал у него все наличные деньги, отдал некоторые приказания и после завтрака покатил в Тамбов. По въезде в этот город князь приказал ехать прямо к графу Свиридову, к дому графини Загряжской.

Дом был, как оказалось, прекрасный и стоял на лучшей улице города. Граф Петр Игнатьевич был дома и, увидев в окно открытый экипаж, в котором сидел князь Луговой, выбежал встретить его на крыльце.

— Что с тобой? Что случилось? — встретил он его восклицанием.

Действительно, прошедшие с момента последнего свидания с княжной Людмилой Васильевной Полторацкой с небольшим сутки отразились роковым образом на лице князя Сергей Сергеевича Лугового. Он страшно осунулся и исхудал. Глаза получили какой-то тревожный, лихорадочный блеск.

— Говори же, говори! — озабоченно спрашивал князя граф Петр Игнатьевич, вводя его в угловую большую комнату, служившую ему кабинетом и спальней.

В доме своей покойной тетки граф Свиридов жил, как он выражался, на «биваках».

— Ничего особенного, — нехотя отвечал князь.

— Ты со мной не хитри… Если бы не случилось ничего особенного, ты бы не уехал из Лугового чуть ли не в погоню за мной, а во-вторых, не выглядел бы так страшно… Ведь на тебе лица нет…

— Я просто устал с дороги, — деланно хладнокровно отвечал князь Сергей Сергеевич, опускаясь действительно с видом крайнего утомления на диван, крытый тисненым коричневым сафьяном. Он действительно был утомлен, не столько, впрочем, дорогой, сколько пережитыми треволнениями.

— Нет, брось томить меня, говори, что случилось? — повторил граф Петр Игнатьевич, нервно ходя по кабинету.

— Говорю тебе, что ничего особенного… Княжна Людмила Васильевна находит это даже разумным и полезным.

— Ты говорил с ней… Что же она?

— Она просила до истечения года траура забыть, что мы с ней благословлены ее покойной матерью.

— Вот как! — широко раскрыл глаза граф Свиридов. — Почему же это?

Князь Сергей Сергеевич передал почти дословно разговор свой с княжной Полторацкой, разговор, каждое слово которого глубоко и болезненно запечатлелось в его памяти. Граф Петр Игнатьевич слушал внимательно своего друга, медленно ходя из угла в угол комнаты, пол комнаты был устлан мягким ковром, заглушавшим шум шагов. Когда князь кончил, граф выразил свое мнение не сразу.

— Знаешь что, — начал он, сделав сперва молча несколько концов взад и вперед по комнате, — она отчасти права.

— Как права?.. — сделал гневное движение князь Сергей Сергеевич.

— Да так… Проведи она этот год в деревне, конечно, у ней не могло бы и явиться мысли, что она может предпочесть тебя кому-нибудь другому, но она решилась поехать в Петербург, и там на самом деле, быть может, она встретится с человеком, который произведет на нее большее, чем ты, впечатление. Ты прости меня за откровенность…

— Гм… — промычал князь.

— Неужели тебе было бы приятно, если бы она вышла замуж за тебя только в силу принятого за год до свадьбы на себя обязательства?

— Избави Бог! — воскликнул князь Сергей Сергеевич. — Я совершенно понял ее и согласился с ней, но ты, кажется, понимаешь, что от всего этого я не могу ощущать особого удовольствия…

— Это я понимаю… Но будь мужчиной… Призови, наконец, на помощь свое самолюбие…

— Я все это сделал… Я здесь и отсюда еду с тобой в Петербург.

— Вот это дело… Женщины, мой друг, любят только тех, кто ими пренебрегает… Истинную любовь, восторженную привязанность, безусловную верность они не ценят… Им, вероятно, начинает казаться, что мужчиной, который так дорожит ими, не дорожат другие женщины… Они начинают искать в обожающем их человеке недостатки и всегда, при желании, если не находят их, то создают своим воображением. Считая такого мужчину своей неотъемлемой собственностью, они привыкают к нему и он им надоедает…

— Ну, все это едва ли может относиться к княжне, еще не искушенной светом… Она просто влюбилась в другого и не смела сказать об этом матери…

— В другого, в кого же? — даже остановил свою прогулку по комнате граф Петр Игнатьевич.

— В тебя… — в упор сказал ему князь Сергей Сергеевич.

Граф расхохотался.

— Ну, брат, ты действительно помутился.

— Не смейся… Я не ревную, доказательством чего служит то, что я приехал прямо к тебе… Ты не виноват в чувстве, которое поселил в княжне, но это ты…

— Из чего же ты это заключаешь?

— Я заметил это сегодня, когда она спрашивала о тебе.