Дочь торговца шелком - [12]

Вновь пошел дождик, хотя сквозь ветви деревьев все еще пробивались солнечные лучи. В такие дни тьма и свет словно вступали в борьбу.

– Как думаешь, у меня что-нибудь выйдет с магазином? Я совершала всякие глупые поступки. Ставила отца в неловкое положение. Он считает, что мне нельзя доверять. Сильвия не устраивала пожаров, не сбегала без предупреждения на автобусе в Сайгон. В школе меня то и дело оставляли после уроков, потому что я много болтала и вечно проливала чернила.

– В молодости мы все совершаем глупости.

– Ты говоришь как древний старик. Сколько тебе лет?

– Тридцать два.

Прогремел гром, и Николь подняла голову.

– Поверь мне, – сказал Марк. – Все получится. Просто докажи отцу, что ты можешь сделать магазин успешным.

Он закурил «Честерфилд», и они еще немного поболтали. Вскоре Марк отодвинул стул.

Николь забеспокоилась, что их встреча вот-вот закончится.

– А какие у вас дела с папой? – выпалила она. – Не похоже на обычную торговлю шелком. Ты работаешь на французов?

Лицо Марка не изменилось, но небольшая пауза в его ответе встревожила Николь.

– К чему об этом говорить?

– Теперь бизнесом руководит Сильвия, значит ты должен работать с ней, а не с отцом.

– Так и будет, с поддержкой твоего отца. Хотя никто из нас не хотел бы распространения коммунизма в Юго-Восточной Азии, правда?

Марк протянул ей руку, но Николь слегка отпрянула. Пристальный взгляд этого человека оживлял все ее чувства, и даже собственный голос казался чужим.

– Я заеду за тобой завтра в шесть. Полюбуемся, как садится над озером солнце. Будет здорово.

Николь хотелось задать Марку миллион вопросов, но он встал и широким шагом вышел из кафе. Она поспешила за ним, однако он вдруг остановился на крыльце. Когда Николь нечаянно врезалась в него, Марк запечатлел на ее губах легчайший поцелуй, отчего по всему ее телу пробежала дрожь. Николь откинула с лица волосы. Голова шла кругом, и хотелось куда большего. Должно быть, Марк это понял, однако отстранился.

* * *

Покончив с покупками, Николь вышла на улицу и вобрала в легкие воздух, в котором смешалось зловоние сточных канав, перебиваемое более сильным запахом – свежей выпечки. В этом месте хорошее и плохое сливались воедино. К счастью, небо прояснилось, дети побежали по поручениям матерей, некоторые играли в канавах, хотя один бог ведал, что они могли подцепить в болотистой коричневатой воде или среди облака москитов.

С ключом в руке Николь стояла у входа в магазин. На тротуаре сидел калека, протягивая картонную коробку от жареных овощей и бобов в имбирном соусе. Повернувшись, она дала ему несколько монет и перебросилась парой фраз.

По радио играла вьетнамская музыка. Подняв голову, Николь посмотрела на верхний этаж магазинчика шелка напротив, не столь просторный, как у них. Там продавали дешевую ткань для штор. Вдова прежнего управляющего магазином шелка Дюваль хмуро глянула на нее из-за шторы, и Николь мельком увидела ее зубы. Женщина все еще наносила на них черную эмаль, как делали приверженцы старых обычаев. Они считали, что белые зубы годятся лишь для собак. Николь приветственно махнула рукой, но занавеска задернулась, скрыв женщину из виду.

Позади раздался голос; Николь круто развернулась, но это был лишь продавец жареных овощных рулетиков. В воздухе повис запах угля от жаровни. Глянув на противоположную сторону улицы, Николь увидела молодого человека, который неотрывно следил за ней. У него было характерное для вьетнамцев широкое лицо, густые брови и темные глаза с узким разрезом. Она кивнула ему и вставила ключ в замочную скважину, но не успела Николь зайти внутрь, как парень подошел ближе.

– Теперь ты тут за главную? – спросил он, демонстрируя щербинку в передних зубах.

– Я.

Его черные волосы топорщились во все стороны. Он стоял босиком, одетый в темный аобаба, традиционный мешковатый костюм сельских тружеников.

– Тебе так больше идет. – Он прикоснулся к рукаву Николь.

Она фыркнула и глянула на свою одежду.

– Ты следил за мной?

Парень склонил голову набок и скрутил сигарку.

– Возможно.

Николь отвернулась и почувствовала, что он отошел. Парень держался надменно, и ей вдруг в голову пришла мысль, что, возможно, к его появлению причастна Сильвия, говорившая о безопасности. Николь обернулась, но он уже скрылся в толчее уличных торговцев, которые предлагали сладкие рисовые пудинги.

Оказавшись внутри магазина, Николь окинула взглядом запылившиеся нижние комнаты, подмечая покрытые пятнами бревна, старинные резные узоры и полы с темным кафелем. Большинство комнат, разделенных декоративными деревянными решетками, не создавали уединенности. Николь еще не обсуждала этого с семьей, но она хотела не только управлять магазином, но и жить здесь. Она беспокоилась, что ее отъезд потрясет родных, но наконец она получит долгожданную свободу. Здесь она станет самой собой, Сильвия не будет дышать ей в спину, а отец говорить, что делать и как думать.

Наверху неприятно пахло плесенью, но, осмотрев шелк, хранившийся в оцинкованных деревянных сундуках, Николь с облегчением обнаружила, что ткань не пострадала. Сундуки были заперты, и только у нее имелись ключи.