Дочь - [170]

Те, кто ездил на машине во Флориду, знают это блаженное чувство, когда из сырого, холодного климата вы постепенно попадаете в южное тепло, снимаете свои тяжелые зимние вещи, жаркое солнце вас прогревает, и вы с наслаждением вдыхаете в себя соленый морской воздух. Где купальные костюмы? Скорее в воду! Мягкие, мелкие волны, плоский песчаный берег Дайтона Бич. Твердый белый песок, пляж широкий, широкий… Уточки, стайки чаек испуганно вспархивают из–под ног…

А после Дайтона — внутрь штата, мимо апельсиновых рощ, озер, на ту сторону, где берега омывают спокойные воды Мексиканского залива, Тарпон Спринте, где греки разводят губки, и наконец мы в Озоне, маленьком местечке между Тарпон Спринте и Клир Вотер.

Наш друг, американка, достала нам две палатки и разрешила поставить их в апельсинном саду, принадлежащем ее знакомым. Палатки поставили между апельсинными и лимонными деревьями. У входа в палатку свисали ветки гуавы, осыпанные зелеными, почти уже зрелыми плодами; у правой стены — высокие, стройные кусты бамбука… В горячем воздухе резкий запах апельсинов. Под деревьями вся земля усеяна фруктами: лимонами, мандаринами, апельсинами, грейпфрутами.

Улеглись спать. Ольга и Веста так устали, что очень скоро уснули. А я была взволнована, мне было так весело на душе. Я вдруг почувствовала радость бытия, радость от окружающей меня природы… И жалко было спать… Такое чувство бывает в молодости, когда влюбишься и от счастья, от переживаний спать не можешь… Я была, очевидно, влюблена и в любимое мной море, и в горячее солнце, и в апельсинные и лимонные деревья, и, может быть, в свободу, которую я ощущала…

Так прожили мы в своих палатках около месяца. Купались, ловили рыбу, ели цитрусы во всех видах, готовили на маленькой керосинке, ходили полуодетые и блаженствовали.

Но вот наша райская жизнь кончилась. Я приглашена была протестантской церковью в Бабсон Парке при Бабсон Колледже, где я должна была говорить четыре воскресенья подряд «проповеди» на евангельские темы и прочесть одну лекцию в колледже.

Г-на Роджера Бабсона я лично знала, так как читала лекции в его колледже в Массачусетсе несколько раз. Г-н Бабсон предложил нам маленький бесплатный коттедж и очень небольшую плату — 100 долларов за четыре проповеди.

Ольга в церковь со мной не ездила и подтрунивала над моим новым амплуа — проповедника, а я относилась очень серьезно к своим обязанностям, добросовестно готовилась, надевала свое единственное белое платье и… проповедовала. По правде сказать, своего я вносила очень мало. Я брала Евангелие и старалась давать толкование его по Толстому. Слушали внимательно и элегантные дамы в шелковых белых платьях и белых шляпах, и мужчины в светлых костюмах, с загорелыми лицами.

Из дневника 2 марта 1937 года:

«На юге поражает дискриминация по отношению к черным. В дамском клубе разговор такого содержания:

— Скажите, — спрашиваю, — вы не думаете, что запрещение неграм ездить в общих вагонах, разделение уборных на вокзалах создает великолепную почву для большевицкой пропаганды среди негров?

— Ах, нет, — быстро возразила мне дама, — мы очень любим негров, они такие великолепные иногда бывают служащие, такие преданные… Добрые, наивные, как дети… Я люблю негров… Нужно только, чтобы они знали свое место. Отношение к неграм, как и к другим расам, мне совершенно непонятно, как и непонятна мне, с одной стороны, демократия, а с другой — шоферы на вытяжку: Yes, ma'm, а вся прислуга называется просто по имени, кто бы и какого возраста они ни были».

Из дневника 9 марта 1937 года:

«Машина «ролле ройс» с шофером, замирающим, держа правую руку на дверце. Дама в белом платье и господин, выбритый, отутюженный весь, чистый, в светло–сером костюме, с блестящими седыми волосами… В его соседстве — в Палм Бич, Маунтен Лейк — только такие же, избранные. Про себя они говорят, что у них удобные, скромные дома, простая жизнь…

В Маунтен Лейк, куда меня пригласил Роджер Бабсон, у ворот сторож.

— Куда? Зачем? — спрашивает. Вероятно, только негры–служащие ездят на таких машинах, как мой старый «форд».

— Я к мистеру Бабсону.

Странно, почему старый «форд»? Кто эта женщина? Но берет под козырек и любезно предупреждает: «Поезжайте осторожно. Скользко после дождя».

Я никогда не видела такой роскоши. Море цветов, чудные тропические деревья, зеленые газоны, японские вишни… На башне, которую построил миллионер Бак, играют колокола траурный марш Шопена…»

Из дневника 15 марта 1937 года:

«На днях один американец спросил меня в клубе, на обеде, где я выступала, ездила ли я на Парижскую выставку?

— Нет.

— Ах, как жалко, почему же? Надо было бы вам посмотреть, очень интересно! А вот что я бы вам еще посоветовал сделать: съездить в Аризону и пролететь на аэроплане над…

Я старалась не слушать. «Если бы у меня было 300 долларов, — думала я, — я бы поехала в Италию проститься с сестрой, может быть, навсегда», — думала я с тоской. Я недавно читала «Исповедь» Руссо. Его приглашали обедать, гостить, предлагали ему кров, он был окружен богачами, но ни один из них не дал ему настоящего выхода из нищеты. Как же смею я надеяться, что выход для меня будет иной…