Дочь - [6]

Тэд позвонил в дверь Шанайи. Кругом царили тишина и спокойствие, и если бы кто-то проходил мимо, то увидел бы лишь припозднившихся супругов — обыкновенных, ничем не отличающихся от других. На нас были теплые пальто, начищенные туфли, мы стояли тихо, скрываясь от дождя под навесом.

По лицу Шанайи было видно, что она готова к неприятному разговору. Она обняла нас со спокойной серьезностью. В ее опрятной гостиной был жарко натоплен газовый камин. Никита сидела на диване ссутулившись, обняв подушку и подобрав под себя длинные ноги в пижамных брюках с изображением кроликов. Я улыбнулась ей застывшими губами, дрогнули лишь уголки рта. Шен села рядом с ней на диване, мы — напротив. Тэд взял мою руку.

— Детка… — Шанайя обняла дочку. Та смотрела вниз, наворачивая на палец прядь своих густых волос. — Дядя Тэд и тетя Дженни приехали спросить тебя насчет Наоми.

Я пересела на диван к Никите, по другую сторону от матери. Девочка слегка напряглась и отодвинулась.

— Где она, Ник? — я пыталась говорить как можно мягче.

— Не знаю, — Никита наклонилась, уткнув голову в подушку. До нас доносился ее приглушенный голос: — Я ничего не знаю. Не знаю, не знаю.

Шанайя встретилась со мной взглядом поверх ее головы.

— Тогда можно я начну и расскажу тете Дженни то, что ты говорила мне? — Шен дождалась кивка дочери и продолжила, не поднимая на нас глаз: — Значит, Наоми сказала Никите, что после спектакля у нее встреча с парнем.

— С каким парнем? — спросил Тэд. Его слова совпали с моим прерывистым вздохом.

Вопрос звучал угрожающе. Значит, не мальчик, а парень, то есть старше. Мое сердце заколотилось что есть силы, и я испугалась, что Никита услышит и откажется рассказывать дальше.

— Она сказала… — робко продолжила Никита. — сказала, что у нее встреча с одним парнем. И что он очень сексуальный.

Я внимательно посмотрела на нее.

— Сексуальный? Наоми так и сказала?

— А что? Вы спросили, я ответила. — Никита наморщила лоб, на глаза у нее навернулись слезы.

— Да-да, конечно.

Боже, она никогда не произносила при нас подобных слов. Я попыталась вспомнить наши разговоры. Мы иногда затрагивали темы секса — контрацепция и все такое, но, кажется, Наоми это мало интересовало. Или я ошибаюсь?

— А он, что… она… — Я заблудилась среди предположений. — Он из вашей школы?

Никита отрицательно покачала головой.

Наконец голос подал Тэд. Заговорил легко, как о чем-то не очень важном.

— А этот парень… она давно с ним встречается?

Плечи Никиты чуть опустились, она перестала вертеть свои волосы. Прием Тэда сработал. Мне даже стало завидно, что у меня так легко никогда не получается. Вот и сейчас предательски подрагивал голос.

— Да, — Никита смотрела вниз. — Он иногда приходил в театр. Садился где-то в задних рядах.

— В задних рядах, говоришь? — и опять в тоне Тэда не ощущалось особенного интереса.

— Ага. Там и другие сидели, кто приходил на репетиции. А вообще-то… — Она подняла глаза. — Я не очень присматривалась.

— Как он выглядел? — быстро спросила я.

— Не знаю, — ответила Никита, не глядя на меня, и замолкла. — Кажется, волосы у него были темные.

Она придвинулась к Шен и закрыла глаза. Было ясно, что ей не терпится уйти, но Тэд все же отважился спросить:

— А сегодня? Что она сказала насчет сегодняшнего вечера? Как они собирались его провести?

Никита молчала.

— Она устала, — твердо произнесла Шен, вставая. — Пусть идет досыпать.

— Ну, Никита, пожалуйста… — Я легко коснулась ее руки. — Пожалуйста… что она сказала, когда вы расставались?

Девочка вскинула на меня свои карие глаза, расширенные от удивления. И в самом деле, мама ее лучшей подруги была всегда такая занятая, такая отчужденная, постоянно куда-то бежала, хлопотала по каким-то своим делам и вот сейчас вдруг заговорила умоляющим тоном.

— Она сказала… — Никита на мгновение замолкла. — Она сказала: «Пожелай мне удачи».

Глава 2

Дорсет, 2010

Год спустя

Осень плавно переходит в зиму.

Я напряженно прислушиваюсь к холодной утренней тишине, хотя результат известен заранее. Пора бы уже привыкнуть к отсутствию звуков, которые прежде воспринимались как сопровождающий жизнь фон. Приглушенный топот босых ног, кипящий где-то далеко на кухне чайник, доносящееся из приемника бормотание ведущих, негромкий звон фарфоровых кофейных чашек, шум воды в ванной. Звуки, окружающие любого человека, живущего нормальной жизнью. А тут тишина. Я открываю окно, и в комнату врывается мягкое, ласкающее слух дыхание моря. Как будто оно живое.

Проходя мимо ее комнаты, касаюсь двери. Она выбрала эту комнату, когда была маленькая, и всегда жила здесь во время наших летних приездов. Ей тогда очень нравилось представлять, будто дом — это корабль, а небольшое круглое окно у ее кровати — иллюминатор.

Деревянная дверь под моими пальцами холодная и влажная. Полицейские давно уже забрали матрац и постельные принадлежности. Тэд смыл с пола кровь. Я не заходила туда ни разу с тех пор, как приехала.

Лежа в ванной, я взмахиваю рукой, и отраженная в воде оконная рама рассыпается на мелкие частицы. Внизу звонят в дверь. Я быстро вылезаю, вытираюсь полотенцем. Затем надеваю халат, спускаюсь и, увидев сквозь стекло входной двери мужчину в форме, хватаюсь за перила. Возможно, вот он, долгожданный момент. Мне пришли сказать, что найдено что-то, принадлежащее ей. Полусгнивший каблук от туфли, серебряный брелок от браслета, а может, что-то еще, более важное. Я уже много раз представляла себе это событие, но все равно замираю, как будто меня поразили выстрелом. Наконец мне удается разглядеть красный жетон на его куртке и объемистую сумку. Это почтальон.