Дочь седых белогорий - [128]

– Что же это ты так, а? Зачем из дому убежала? Мать переживает, дочка потерялась, ночами не спит.

– А ты зачем меня хотел отдать замуж за этого… Потехина?

– Дура! – взорвался отец. – Да разве же я… Это всё шутка!

– Ничего себе шутка! Ты намекнул, а он всё понял. Знаешь ли ты, что он меня в тальниках ловил?.. Насилу отбилась! Здоровый, как бык, а ума, как у поросёнка. Хорошо, что бабка Засошиха телка искала…

– А чего же не сказала? – немного помолчав, бросил пристав. – Ну и хотя бы вышла замуж, что такого – парень видный, отец – золотопромышленник. Жила бы, как у Христа за пазухой. А что толку в этом Филе? Медведь медведем! За всю жизнь так и подохнет в тайге.

– Не медведь он, человек! С ним мне хорошо. Слово ласковое скажет – душа поёт. А руками прикоснётся – сердце замирает. Он добрый, весёлый, справедливый. Люблю я его, и все тут… – заключила дочь и исподлобья посмотрела на отца.

– Ишь ты, любишь… Так что же тогда не по уму всё сделала? Надо было сказать.

– А как с вами разговаривать, если вы с матушкой мне слова молвить не даёте? У вас свои планы: лишь бы побогаче да посытнее. Никто бы мне и не разрешил. А так всё равно убегу, с ним жить буду.

– Во как! Характерная! И куда же ты побежишь-то? Тайга, она вон какая, – и припугнул: – Медведи сожрут, или сама пропадёшь, заблудишься.

– Ну… Не сейчас, потом, дома. Филя сам за мной придёт, – неуверенно заключила Лиза.

– Не успеет, – заулыбался Берестов. – Пошла против родительской воли – приструню сам. Всё равно замуж отдам, как только придём. Потехин не возьмёт, вон, Архип Молохов, сын приказчика, по тебе высох. Все зенки отпялил, говорит, всё сделаю для вашей дочери, лишь бы была моей. А нет – в город отправлю, к тётке. Та тебя быстро воспитает, сама знаешь. Не допущу, чтобы моя дочь в тайге сгнила.

Лиза побледнела, знает, что характер отца что камень. Что сказал, то и сделает. Не уйти ей от родительской руки… Филя далеко, там, на Грязной речке. Убежать она не сумеет, дорогу не помнит. И надеяться не на кого… «В крайнем случае наложу на себя руки», – твёрдо решила она и склонила голову, чтобы отец не видел ее покатившихся по щекам слёз.

В этот момент, где-то неподалеку, в какой-то сотне метров крикнули:

– Фёдор Степанович! Помогите, Карька ногу подломил. Что делать?

– Гришка, ты, что ли?

– Ну, дак я, кто же больше! Только скорее, Григория Матвеича придавило, я один коня выправить не могу.

Как будто в подтверждение его слов, тут же раздался тяжёлый, заунывный стон, как будто там, в тумане, и вправду кто-то умирает.

Вскочил Берестов, бросился на помощь. Однако тут же вернулся, перехватил дочери руки и ноги. Затем, быстро, как того требовала ситуация, засеменил в пихтаче и растворился в тумане.

Ещё не стихли его шаги, а с другой стороны слышится лёгкий топот, чьё-то сопение. Испугалась Лиза, сжалась в комочек. Броситься бы за отцом, да ноги связаны. Хотела закричать, но от страха перехватило дыхание. А зверь всё ближе, ломится напрямую к костру.

Лошади захрипели, забрыкались, рвутся на волю, да крепко привязаны уздечками. Топотят, крутятся. Одна из лошадей споткнулась, завалилась через спину. Лизе стоило огромных усилий, чтобы вовремя увернуться от мелькающих в воздухе копыт.

А из тумана нарастает, выплывает неведомое рогатое чудище! Лиза уткнулась лицом в землю, закрыла глаза, сжалась в комочек. Ждет самого плохого… Торопливые шаги уже совсем рядом, над головой, а вместе с ними слышится до боли знакомый, негромкий голос:

– Эко, доська! Вставай, однако, Филька-чёрт тебя ждёт!

Девушка открыла глаза и не поверила: над ней склонился Загбой! А он пружинисто спрыгнул на землю со спины верховика, помог подняться. Ничего не говоря, выхватил нож, полоснул по путам, освободил руки, ноги. Негромко спросил:

– Мозешь ехать на олень?

Лиза неуверенно пожала плечами. Загбой подтолкнул её к учагу, помог забраться на спину, сунул в руки уздечку:

– Дерзись, отнако, крепко. Пыстро ехать нато.

Сам тут же резво перекинул ногу через холку своего учага, влился в кожаное седло и направил оленя в тайгу. Лиза не успела дёрнуть уздечку – важенка сама засеменила за хозяином, только успевай держись да нагибайся от веток. Впрочем, особого труда для этого не требовалось. Наученный долгими переходами по тайге, Ченкин верховик Ухтырь шёл плавно, аккуратно, осторожно и в то же время быстро переставляя по земле широкие копыта. Оберегая всадницу от возможных неудобств, заблаговременно обходил низко склонившуюся чащу и колодины. В какой-то момент, переосмысливая случившееся, девушка подумала, что ехать на олене гораздо мягче и удобнее, чем на лошади.

Ехали недолго. Загбой вёл своего оленя спокойно, уверенно, по одному ему известным приметам. И немудрено, что через несколько минут привёз пленницу на топкую марь, на зверовую тропу, точно в то место, где не более получаса назад прошёл, а затем заблудился отряд.

А там уже встречает, скупо улыбается Лизе Иван.

– Ну, как дела? – спросил.

– Однако, карашо. Девку вот вёз. Филька-черт путет рат!

…Зря торопился Берестов на тревожный зов казака. Потому что никакого Гришки там не было и в помине. Это Иван своим зычным голосом привлёк внимание пристава и дал возможность Загбою выручить Лизу. Не зря были потрачено время на подготовку для спасения девушки, в котором главная роль принадлежала следопыту. Это он, Загбой, целую ночь у костра обдумывал план похищения пленницы. Остаётся только удивляться, как он мог точно рассчитать время прохождения отряда через перевал, на котором после полудня всегда собираются густые облака. Может быть, это надо отнести к уникальной наблюдательности охотника, его глубокому опыту или искренней просьбе к Чоо-дороку