Дочь сатаны - [91]

Ричард держался поближе к дочери. Он знал, что она искренне любит Аннис и что эта история сильно взволновала ее.

После предъявленного обвинения Аннис сильно изменилась, разом как-то постарела, и румяные ее щеки поблекли, а в глазах застыла растерянность. Она изо всех сил старалась заслужить уважение людей, старалась полюбить новую страну и приспособиться к новому образу жизни. А теперь, когда на свет вытащили ее старые грехи, она от стыда ходила с опущенной головой. После этого ужасного обвинения она не могла ни есть, ни спать.

Юный Дик шел с Ричардом и Тамар к молельному дому. Но когда они подошли к входу, Ричард сказал Тамар:

— Входи, я через секунду подойду к тебе. А ты, Дик, постой здесь немного, пожалуйста.

Тамар в эту минуту была так сильно поглощена мыслью об Аннис, что не обратила внимания на слова Ричарда и вошла в молельный дом.

Когда она ушла, Ричард сказал Дику:

— Твой отец на корабле. Пойди и скажи ему, что он должен как можно скорее прийти сюда. Очень важно, чтобы он был здесь. Скажи, что я послал тебя за ним. Он должен находиться здесь, когда будут наказывать Аннис. Скажи ему, что я беспокоюсь за Тамар, боюсь за нее…

Взволнованный этим важным поручением. Дик со всех ног помчался выполнять его.

Ричард вошел в молельный дом.

— Где Дик? — спросила Тамар.

— Я отослал его, ему не годится смотреть на этот спектакль.

Она кивнула. Увидев склонившуюся Аннис, она заплакала. Слушая монотонный голос церковного старосты, Тамар подумала: «Грех, грех, грех! Они не думают ни о чем, кроме греха, они помешались на грехе и во всем усматривают его».

Это давний грех, но он не уменьшается с годами. Он лежит на душе, словно грязное пятно на чистой одежде. Надобно окунуть эту одежду в кровь агнца, чтобы она стала белее снега. Раскаяния недостаточно, необходимо искупление… Братья и сестры, в последнее время грех среди нас расцвел пышным цветом. С тех пор как по соседству с нами на горе Греха воздвигнут золотой телец, коему поклоняются, зло проникло и в наше селение!

Тамар сжимала и разжимала руки. Ричард взял ее руку и сжал ее.

— Только не Аннис… Я люблю ее. Она мне как сестра. Она моя подруга.

— Мы живем в несовершенном мире, — сказал Ричард.

На них стали бросать возмущенные взгляды. Шептаться в молельном доме считалось грехом, за это тоже было положено наказание. Но вот про них забыли, потому что Аннис и Джон Тайлер встали, чтобы признаться в своих грехах.

Тамар казалось, что слова Аннис долетали до нее сквозь годы, из прежних времен.

— Мы были молоды… и грешили… в сарае… не понимали, что это грех…

Перед Тамар возникла картина былого в Пенникомкуике, она варит зелье и бормочет приворотные слова, потом они с Аннис лежат на соломенных матрацах и Аннис поверяет ей свои тайны.

Нет! Только не Аннис! Это не должно случиться с Аннис! Ей хотелось крикнуть: «Тебе нечего стыдиться, Аннис! Это им должно быть стыдно. Ты хорошая женщина, хотя и грешила в юности. Вы с Джоном были счастливы. Ты любишь эту страну. Ты ничего не требовала, просто хотела трудиться и быть счастливой и честной…» Но в горле у нее пересохло и голос сел.

Аннис продолжала:

— Джон не виноват. Он тут ни при чем. Грех только на мне. Прошу вас не наказывать его. У меня было приворотное зелье, мне дала его колдунья. А Джон ни при чем… Я родила младенца… своего первого… Кристиана. Я назвала его Кристианом, чтобы он стал лучше своей матери, и он вырос такой хороший… Джон не виноват, что наш мальчик родился до свадьбы. Его забрали в тюрьму за то, что он ходил в молельный дом, и мы в ту пору не могли пожениться… и наш мальчик родился…

Слово взял староста. Женщина сказала правду, во многих случаях виновата бывает женщина. В этом нет сомнения. Она по своей воле связалась с колдуньей, чтобы совратить мужчину. За это ей следует прибавить ударов. Но мужчину нельзя оставлять безнаказанным. На благочестивого человека колдовские чары не действуют, а здесь дьявол посеял свои семена на благодатную почву.

Когда они вышли из молельного дома и направились к помосту, Тамар попыталась окликнуть Аннис, но язык не слушался ее. Она смотрела на Аннис, озаренную ярким солнечным светом, и чувствовала, что сердце у нее разрывается. До сих пор Тамар не сознавала, как сильно она любит подругу своего детства, юности, зрелости. Ее мозг сверлила мысль: «Возьмите меня! Секите меня! Я дала ей зелье!» А затем: «Только посмейте высечь меня! Только посмейте судить меня… нас обеих!»

Спину Аннис оголили, грудь прикрыли и лиф привязали к шее веревочками, чтобы он не спадал. Привязанная к позорному столбу, Аннис уже не походила на себя. Ее когда-то пухлые щеки впали и залились, как и губы, странным ярко-красным неприятным румянцем.

Тамар рванулась вперед, но Ричард удержал ее.

— Идем отсюда, — сказал он, — тебе ни к чему на это смотреть.

Он с тревогой оглядывался по сторонам, ища глазами Бартли.

— Я останусь здесь, — ответила она, — я хочу остаться. Я должна быть рядом с ней. Не хочу бежать оттого, что мне тяжело на это смотреть.

Она повернулась к нему, глаза ее метали искры ненависти.

— Вы знаете, что я сделала бы, имей я силу десяти мужчин? — спросила она и, не дожидаясь ответа, продолжала: — Я подбежала бы к ней и привязала бы вместо нее к позорному столбу церковных старост и брата Милроя. Я высекла бы их!