Дочь Рейха - [3]

У доктора Крейца узкие плечи и выпирающее брюшко. Край сорочки выбился из брюк, галстук повязан криво. Сразу видно, что в эту школу, известную своим классическим образованием, его взяли не за красоту или опрятность, а за знания и ум.

– Франц Кафка, – произносит он, глядя в потолок так внимательно, словно надеется обнаружить там упомянутого автора, восседающего верхом на потолочной балке. – До чего талантливым человеком он был, и веселым. Вот послушайте.

И учитель так энергично перелистывает страницы книги, что у него разлетаются волосы. А потом начинает читать, медленно описывая по комнате круг с книгой в руках. Монотонным голосом он рассказывает нам завораживающую историю Грегора, коммивояжера, который проснулся однажды утром и обнаружил, что за ночь превратился в гигантское насекомое.

Свет льется в класс через длинное прямоугольное окно высоко в стене. С огромного портрета над доской на нас безмятежно взирает Адольф Гитлер. Голос доктора Крейца то опускается, то поднимается, то затихает, то грохочет. Я так долго гляжу на портрет, что лицо Гитлера плывет и покачивается у меня перед глазами. Он по-прежнему смотрит на меня, не мигая, но я могу поклясться, что его губы дрогнули, будто вот-вот улыбнутся, а сам он выйдет из рамы и скажет: «Ха-ха, а я над вами пошутил. Я уже давно здесь».

Но все это, конечно, мне лишь кажется, и я отвожу глаза. Карл говорит, что у меня слишком живое воображение. Мое сердце немного ускоряет ритм, и я думаю: что, если мой брат прав?

Доктор Крейц читает. Стараясь не смотреть больше на Гитлера, я разглядываю профиль девочки, моей соседки по парте. Она высокая, стройная, золотисто-каштановые волосы двумя гладкими косами лежат у нее на плечах. Овал бледного лица безупречен, словно изваян резцом из лучшего мрамора. Она высоко держит голову, наблюдая за тем, как доктор Крейц ходит по классу. Почувствовав мой взгляд, девочка поворачивается и устремляет на меня свои зеленые глаза с чуть опущенными внешними уголками.

– Привет, – шепчет она. – Меня зовут Эрна Беккер. – Она едва заметно улыбается.

– Хетти Хайнрих, – отвечаю я, жутко стесняясь своих курчавых черных волос, больших глаз и слишком круглых щек.

Никого красивее Эрны Беккер я в жизни не видела.

Громкий стук в дверь прерывает доктора Крейца на полуслове.

– Герр Гофман… – обращается он к вошедшему – высокому, худощавому мужчине в жилете и галстуке-бабочке.

– Хайль Гитлер! – приветствует герр Гофман класс.

– Хайль Гитлер! – хором отвечаем мы.

– Господин директор, – доктор Крейц откашливается, – для меня большая честь видеть вас на своем уроке.

Герр Гофман встает перед классом.

– Добро пожаловать в нашу замечательную гимназию, – начинает он, улыбаясь нам. – Каждый из вас попал сюда не просто так, а выдержав труднейший экзамен. Но это лишь начало пути. Только упорным трудом и образцовым поведением вы добьетесь высоких результатов в этой школе. Что одинаково верно не только для мальчиков, но и для девочек. Со временем вы все станете превосходными членами нашего великого нового Рейха. Я уверен, что и ваши родители, и гимназия будут гордиться вами. Желаю вам всем удачи.

Я улыбаюсь директору. Моя мечта – стать врачом, по возможности – мировой знаменитостью. Мне верится, что учеба в этой замечательной школе – первый шаг на пути к осуществлению моего честолюбивого замысла. И я буду очень стараться на каждом уроке. Всегда.

Герр Гофман обращается к доктору Крейцу:

– Что вы проходите сегодня?

Доктор Крейц молча показывает директору обложку «Превращения».

Ужас искажает лицо герра Гофмана.

– Доктор Крейц, вы с ума сошли?

Учитель пожимает плечами:

– Это великолепный текст, герр Гофман. Он как раз вводит все темы, о которых мы будем вести речь в этом году: символизм, метафора, абсурдность бытия…

– Это мы еще обсудим, но позже. А пока вы прекрасно знаете, что это совсем неподходящее произведение для школы. Будьте любезны, к следующему разу подберите порядочного немецкого писателя. До свидания, дети. – И он выбегает из комнаты, громко хлопнув дверью.

Доктор Крейц съеживается.

Подходит к столу, дрожащими руками кладет в портфель «Превращение». И смотрит на нас, облизывая губы, словно не знает, что теперь с нами делать. Кое-кто в классе уже начинает болтать, но учитель не пытается навести порядок.

И опять он напоминает мне лягушку, только теперь ее как будто переехало колесо.

Я выхожу из школы. На улице меня уже ждет Томас. Худющий, длинноногий, он стоит, небрежно привалившись к стволу высокого дерева на краю Нордплац. Сбежать я не успеваю: он замечает меня, подбегает и чуть не сбивает с ног, все это с кривой ухмылкой.

– Ну, как там было? – спрашивает он и смотрит через плечо на школу.

Чуть приотстав, мы идем за шумными старшеклассниками через зеленую площадь в Голис.

– Школа как школа. Просто… умнее и строже, вот и все.

Томас грустнеет. Он тоже мог бы туда поступить, только его родителям нечем платить за учебу. С экзаменами он справился бы.

– Так странно, что ты больше не живешь в нашем квартале, – говорит он. – Без тебя там как-то… пусто, – подумав, добавляет он.

– Я же совсем рядом.

– Ну да. – Всю дорогу, пока мы идем, останавливаясь только у перехода через Кирхплац, он громко сопит. – А какой у тебя теперь дом?