Дочь профессора - [48]

Луиза старалась не придавать этому значения. Ей нравилось хозяйничать в своем домике, в саду и особенно на кухне, где она могла дать больше воли воображению, приготавливая различные блюда, совершенно не осуществимые на единственной газовой горелке Джесона Джонса. Обстановки в домике не было, но стены в комнатах были чисто выбелены, и Луиза перетащила сюда матрац, плакаты и фигурку пляшущего Шивы. Потом она купила кое-какую необходимую мебель, матрац положили на кровать, покрыли пледами и поставили в комнатах цветы.

Луизе казалось, что ей удалось создать очень приятный домашний очаг, хотя она не могла не согласиться с Джесоном, когда он сказал, что в этом доме утрачена та особая атмосфера, которая была в его красностенной комнате. А в июне в их домик пришла повестка из мобилизационного пункта в Айове, переправленная сюда отцом Джесона. Джесон побледнел, он был испуган. — К черту, — сказал он, — не дамся я им. Луиза увидела, что он дрожит. Она подошла, прижалась к нему, поцеловала его, шепнула ему на ухо, что они могут уехать в Канаду или в Европу или она родит ребенка, но это не вывело его из оцепенения. А когда неделю спустя она сообщила ему, что похоже у нее и вправду будет ребенок, еще более неприятная гримаса исказила его лицо.

— Ненавижу все это! — сказал он. — Ненавижу… — И взмахом руки он дал понять, что имеет в виду все то, что именуется домашним очагом.

— Но ты же хочешь ребенка, ведь правда? — спросила Луиза. — И тогда тебя не призовут.

— Кто это, черт подери, хочет ребенка? — закричал он на нее. — Сначала он высосет все соки из тебя, а затем явится на свет божий и изгадит жизнь мне. Нет, я этого не хочу. Мне он не нужен. Мне вообще никто не нужен… — И он выбежал из дому, взял «фольксваген» и уехал, оставив Луизу одну, с ее обедом, над которым она так долго трудилась в этот вечер.

10

Когда Джесон не приходил ночевать домой, а время от времени с ним это случалось, Луиза знала, что он ночует у Нэда Рэмптона — единственного, по-видимому, человека, на которого не распространялась его мизантропия. Луиза никогда не спрашивала у Джесона, где он пропадал — она и так это знала. Она знала также, что беседы с другом успокаивают его, так как ей случалось иногда бывать в Сан-Франциско и наблюдать их вдвоем. Стоило Джесону переступить порог нэдовской конуры, и напряжение его ослабевало. А затем начинались долгие неторопливые беседы двух друзей, и они затягивались так далеко за полночь, что у Луизы слипались глаза. Зато потом, когда они, возвращаясь домой, ехали по мосту через Залив, Джесон хотя бы удостаивал ее разговора.

— Уж эта чертова страна, — говорил он. — Уж эта наша дерьмовая Америка. Родись я где-нибудь в другой стране, до чего было бы хорошо, до чего хорошо!

— Да, — говорила Луиза. — Мне кажется, ты прав.

— Нэд считает, что нам надо податься в Мексику. Ведь как живут там индейцы?.. Сидят себе, жуют алоэ. Никаких войн. Никакой собственности. Они живут прекрасно и возвышенно от колыбели до могилы.

И кончилось тем, что они действительно покинули Беркли, хотя и не для того, чтобы переселиться в Мексику.

По-видимому, сам Нэд Рэмптон был нужнее Джесону всякой Мексики, куда тот его посылал, потому что однажды после очередной отлучки из дома на всю ночь Джесон заявил Луизе, что с Беркли покончено и они переезжают к Нэду в Сан-Франциско.

— Нет, — сказала Луиза. — Нет, Джесон. Это невозможно! — Она была в ужасе — приятель мужа вызывал в ней глубокую неприязнь, хотя она и не решалась открыто в этом признаться.

— Какого черта, почему невозможно? Мне надоело таскаться туда-сюда, а именно сейчас мне нужен Нэд, он мне просто необходим.

— Но как же так, — сказала Луиза, — ведь этот чердак — одна большая комната. У нас с тобой не будет даже своего угла.

— Мы поставим перегородку.

— А не может он переехать сюда? У нас хотя бы есть вторая комната.

— Нет, он не станет переселяться в Беркли. Да черт побери, Луиза, это же не он нуждается во мне, а я в нем.

— Нет, — сказала Луиза. — Я не поеду туда и все.

Я останусь здесь. Я здесь цветы посадила и все так хорошо устроила.

Джесон пожал плечами.

— Ну что ж, — сказал он, — твое дело. Оставайся, если хочешь, а я уезжаю.

И как ни сильна была неприязнь Луизы к Нэду Рэмптону, все же в ее собственных глазах это было чем-то незначительным по сравнению с ее любовью к Джесону Джонсу. К тому же Луиза не могла не признаться себе, что душевное состояние ее мужа стало вызывать в ней тревогу, и потому, увидев, что он тверд в своем намерении, она в конце концов согласилась переехать вместе с ним.

Чердак Нэда в Сан-Франциско имел в длину сорок ярдов; пол, потолок, стены — все было бетонное. Помещался он на пятом этаже торгового здания, все нижние этажи которого были заняты под товарные склады. В глубине чердака, как раз напротив входной двери, в одном углу нахедился души раковина, в другом углу — газовая плита и мойка. Уборная была этажом ниже. Нэд перетащил свою постель подальше от входа — в ту часть помещения, где находилась плита, чтобы хоть как-то отделиться от Джесона и Луизы, и воздвиг между их постелью и своей перегородку из чемоданов и картонной тары не выше человеческого роста.