Дочь полковника - [25]

Шрифт
Интервал

– Я весьма обязан сэру Хоресу и вам, сэр, за ваше беспокойство, но девушка – пусть она и дура – имеет право у себя дома опоры искать. Я сам могу о ней позаботиться, и мне ничего не надо ни от сэра Хореса, ни от кого там еще. Конечно, лучше бы по-другому было, но раз моей дочери рожать ребенка, так пусть рожает в моем доме, а не в работном. Я ни в один работный дом не заглядывал, и мои дети обойдутся.

Мистер Джадд говорил с непривычным жаром, и священник видимо смутился. Он начал путаное объяснение с извинениями, но мистер Джадд только пыхнул трубкой.

– Да ничего, сэр. Вы же помочь хотели. Мы, конечно, в господа не лезем, как некоторые, но гордость и у нас имеется.

Мистер Джадд быстро докурился до благодушия – достоинства он ни на йоту не утратил. Священник зашел с другой стороны:

– Я беседовал с… с другой виновной стороной. Он искренне раскаивается и поручил мне сообщить об этом вам и сказать, что он готов на любое возмещение.

– Низкий он человек… – начала было миссис Джадд, но супруг тотчас ее перебил:

– Предоставь уж это мне, мать. Хватит тут баб и без тебя.

Миссис Джадд покорно всхлипнула и с сожалением закупорила фонтан своего красноречия и гнева.

– Опять-таки спасибо вам, сэр, – объявил мистер Джадд, – только я не вижу, какие тут могут быть возмещения. Это же не война и не военные долги.

– Я подразумевал не деньги, – поспешно сказал священник, – но искреннее желание исправить причиненное зло.

– Исправить? – переспросил мистер Джадд, несколько сбитый с толку. – И чего же он думает исправлять?

– Но если вы и она дадите согласие, он на ней женится.

– Женится на ней! – повторил мистер Джадд, окончательно запутавшись. – И как это он думает жениться?

– Да, я знаю, он зарабатывает только тридцать шиллингов в неделю, но он готов немедленно сочетаться с ней браком, подзаработать и зажить своим домом, когда родится ребенок.

– Да как же… – вскричала было миссис Джадд.

– Тише! – судейским тоном произнес мистер Джадд. – И кто же это хочет с ней сочетаться?

– Как кто! – в свою очередь изумился священник. – Да разве вы не знаете? Отец ребенка, Том Стратт.

Мистер Джадд откинулся на спинку кресла и вновь заставил умолкнуть свою не столь осмотрительную супругу.

– Том Стратт, э? Ну, что до меня, пусть женится, а она совсем уж идиотка будет, коли упустит такой случай вернуть себе доброе имя. Скажите ему, чтоб пришел со мной поговорить, а сами так, может, сделаете в церкви объявление, сэр.

– Но прежде надо спросить Лиззи.

– Ну, она против не будет, сэр.

– Но вы ее спросите?

– Лучше скажите Тому Стратту, чтоб он ее спросил. Если она «нет» ответит, значит, я старый дурень.

Когда священник ушел, миссис Джадд наконец смогла разразиться потоком слов, то и дело повторяя «да кто б подумал» и «где ж это слыхано?» и «так, значит, она с двумя гуляла, срамница».

Мистер Джадд докурил трубку в полном безмолвии, не слушая голос, который, как он знал по долгому опыту, редко произносил что-нибудь, стоящее внимания. Наконец выбил пепел о каблук и ткнул мундштуком в сторону супруги, чтобы подчеркнуть весомый итог своих размышлений:

– А она не такая дура, как я было поверил.


Крутя педали на обратном пути из Криктона, Джорджи Смизерс сердито супилась. Ветер переменился: теперь он дул с северо-запада, уже не так сильно, хотя и стал более холодным. Впереди над горизонтом громоздились рваные тучи – великолепное изваянное из водяных паров изображение Трои, гибнущей в огне. В зеленой щетине скошенных лугов жадно шныряли скворцы, и молоденький жеребенок, отпрыск деревенской рабочей лошади, щеголяя нелепо длинной бахромой волос над копытами, тяжеловесно резвился под матерински глупым взглядом разжиревшей кобылы. Ивовые сережки уже растрясли свою яркую пыльцу – золотые крошки-женщины в преддверии пожилого возраста. Но во всех рощах трепетали и плясали юные зеленые листики. Только осмотрительные великаны-дубы да вязы в созвездиях черных почек еще прятали будущую листву от поздних заморозков. И птичьи трели под широким куполом небес! Прелестные звенящие ноты, такие чистые, такие прозрачные. Рябинник тщится перепеть рябинника, черный дрозд – черного дрозда, и забыты голодные поколения птенцов, которых предстоит высидеть и вырастить. Прелестная северная весна, напоенная дождями, такая прохладная, такая девственная, такая непохожая на жаркую чувственность более южного апреля там, где всех певчих птиц поубивали…

Но в Джорджи все это не будило особого отклика. В ее весьма убогом духовном багаже крылья отсутствовали вовсе. Она видела – и не видела, слышала – и не слышала. Великие непостижимые силы бесплатно играли перед ней несравненный спектакль, но, что касалось ее, они с тем же успехом могли бы собрать свой реквизит и отправиться восвояси. Возможно, она заинтересовалась бы закатом, если бы его объявили как военный факельный парад – всего полкроны за вход. Резвящийся жеребенок на свою беду не был гунтером и, следовательно, никакого внимания не заслуживал. Состязание черных дроздов и рябинников в охотничьем календаре не значилось, а потому Джорджи не следила за его ходом. Душа ее от природы принадлежала всему военному и спортивной охоте, а потому почти все к ним не относящееся было ей чуждо. Даже мистер Каррингтон, хотя в ее сердце еще таились смутные сожаления, уже был почти разжалован из временного чина божьего воина в более низкий, зато постоянный чин небесного лоцмана. За последний месяц Джорджи дважды воздерживалась в воскресенье от посещения церкви.


Еще от автора Ричард Олдингтон
Смерть героя

Ричард Олдингтон – крупный английский писатель (1892-1962). В своем первом и лучшем романе «Смерть героя» (1929) Олдингтон подвергает резкой критике английское общество начала века, осуждает безумие и преступность войны.


Все люди — враги

В романе английского писателя повествуется о судьбе Энтони Кларендона, представителя «потерянного поколения». Произведение претендует на эпический размах, рамки его действия — 1900 — 1927 годы. Годы, страны, люди мелькают на пути «сентиментального паломничества» героя. Жизнеописание героя поделено на два периода: до и после войны. Между ними пролегает пропасть: Тони из Вайн-Хауза и Энтони, травмированный фронтом — люди разного душевного состояния, но не две разомкнутые половины…


Стивенсон. Портрет бунтаря

Значительное место в творчестве известного английского писателя Ричарда Олдингтона занимают биографии знаменитых людей.В небольшой по объему книге, посвященной Стивенсону, Олдингтон как бы создает две биографии автора «Острова сокровищ» — биографию жизни и биографию творчества, убеждая читателя в том, что одно неотделимо от другого.


Ловушка

Леонард Краули быстро шел по Пикадилли, направляясь в свой клуб, и настроение у него было превосходное; он даже спрашивал себя, откуда это берутся люди, недовольные жизнью. Такой оптимизм объяснялся не только тем, что новый костюм сидел на нем безупречно, а июньское утро было мягким и теплым, но и тем, что жизнь вообще была к Краули в высшей степени благосклонна…


Прощайте, воспоминания

Кто изобразит великую бессмыслицу войны? Кто опишет трагическое и смешное, отталкивающее и величественное, самопожертвование, героизм, грязь, унижения, невзгоды, страдания, трусость, похоть, тяготы, лицемерие, алчность, раскаяние и, наконец, мрачную красоту тех лет, когда все человеческие страсти и чувства были напряжены до предела? Только тот, кто сам не испытал этого, и только для тех, кто, читая об этом, останется бесстрастен.Мы же остережемся сказать слишком много. Но кое-что мы должны сказать, чтобы проститься с воспоминаниями.


Любовь за любовь

Лейтенанту Хендерсону было немного не по себе. Конечно, с одной стороны, неплохо остаться с основными силами, когда батальон уходит на передовую. Довольно приятная перемена после четырех месяцев перебросок: передовая, второй эшелон, резерв, отдых. Однако, если человека не посылают на передний край, похоже, что им недовольны. Не думает ли полковник, что он становится трусом? А, наплевать!..


Рекомендуем почитать
Предание о гульдене

«В Верхней Швабии еще до сего дня стоят стены замка Гогенцоллернов, который некогда был самым величественным в стране. Он поднимается на круглой крутой горе, и с его отвесной высоты широко и далеко видна страна. Но так же далеко и даже еще много дальше, чем можно видеть отовсюду в стране этот замок, сделался страшен смелый род Цоллернов, и имена их знали и чтили во всех немецких землях. Много веков тому назад, когда, я думаю, порох еще не был изобретен, на этой твердыне жил один Цоллерн, который по своей натуре был очень странным человеком…».


Обозрение современной литературы

«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».


Деловой роман в нашей литературе. «Тысяча душ», роман А. Писемского

«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».


Мятежник Моти Гудж

«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».


Четыре времени года украинской охоты

 Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...


Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.