Дочь писателя - [10]

Выслушивая ироничные комментарии Дезормье по поводу писателей, раньше него появлявшихся в передаче, он не мог не замечать языковых ошибок, которые время от времени проскальзывали в рассказе гостя. Легкие отклонения от правил грамматики, обороты в духе нарочитого модернизма привели ему на память слова Санди, она произнесла их после чтения романа Дезормье: «Автору хочется быть забавным, да только не выходит. Временами кажется, что это комиксы, только без картинок!» Отлично сказано! Он внутренне улыбнулся и решил, что Санди попала в самую точку. На самом деле, несмотря на симпатию, которую внушал ему Дезормье, Арман еще чувствовал — и слава Богу! — свое превосходство над ним. Если не в таланте (нет такой метрической системы, чтобы, с точностью до грамма, измерить вес гения), то в профессионализме. По совести говоря, Арман полагал, что, хотя он в своих писаниях нередко сочетал серьезное со смешным, остроумным и комическим, как в «Смерти месье Прометея», он никогда не унижался до каламбура, несуразности и фарса, которыми приправлял свои сочинения Дезормье. То, что Арман делал приятно и со вкусом, переходило у его соперника в разнузданное, дешевое шутовство. Конечно, он мог бы посоветовать Дезормье умерить свою экстравагантность. Но кто знает: вдруг, стремясь урезонить Дезормье для его же блага, он тем самым оттолкнет от него тысячи читателей, падких на легкие развлечения? Вправе ли он, чья читательская аудитория становится все меньше, поучать молодца, который, кажется, отыскал рецепт успеха? Нет-нет, решил он. Первый долг «старейшины» — предоставить полную свободу тому, кто считает себя его учеником. По крайней мере, если этот юнец сломает шею во время своих фокусов, ему некого будет винить, кроме себя самого! В то время, когда он сам делал первые шаги в литературе, никто не учил застенчивого Армана Буазье владеть пером. Ни один признанный мастер не оказывал ему покровительства. Так с какой стати он должен теперь помогать Дезормье становиться большим писателем? К тому же «большим писателем» тот уже и был, по всей вероятности. Он только делал вид, будто нуждается в подсказках Армана, чтобы закрепить успех. На самом деле Дезормье очень хорошо знал, куда шел, знал, каких влиятельных журналистов нужно погладить по шерстке и что писать, чтобы оставаться «номером один» в еженедельных рейтингах продаж. В эту самую минуту, когда гость Армана простодушно рассказывал о связях с различными издательствами до выгодного контракта с Бертраном Лебруком, Арман не мог избавиться от ощущения, что за оживлением Дезормье таится фальшь, а за любезностью — трезвый расчет.

Дойдя до этой точки своих размышлений, он почувствовал, что ему необходимо увидеть Санди и подвести итог своим отношениям с Дезормье. Она пришла, как и обещала, ближе к вечеру, и весело вступила в разговор двух мужчин. Дискуссия сразу же приняла другой оборот: более приятельский, нежели профессиональный. Санди унаследовала от матери дар оживлять самые серьезные беседы. Как только Изабель появлялась в кругу спорящих, лица их просветлялись, а в словах появлялось красноречие. Украдкой взглянув на дочь, Арман остался доволен ее прической и макияжем и еще тем, что она надела это платье, которое он так любил: простое, прямого покроя, серо-голубого цвета, с вишневой каймой на поясе и запястьях. Санди надела любимое колье матери, из больших золотых колец, соединенных вместе. К тому же, когда Санди улыбалась, она так удивительно походила на Изабель, что иногда, в беседах с глазу на глаз, Арман нечаянно называл ее по имени жены. И теперь она улыбалась, слегка приоткрыв губы и лукаво прищуриваясь, в то время как Дезормье, чтобы развлечь ее, передразнивал эстрадного артиста, любимца прессы и телевидения, знаменитого своим косноязычием и неловкими выходками. Этот чертов Дезормье был в курсе малейших столичных слухов! Казалось, что он вездесущ и может бывать во всех частях Парижа одновременно. Он знал все последние литературные новинки, последние закулисные сплетни, последние политические скандалы, последние интимные связи звезд, последние фильмы, поступившие в прокат, и последние хиты модных музыкантов из США и Англии. То, что он говорил, всегда забавляло и ни к чему не обязывало. Санди внимала ему с жадностью ненасытного зрителя и курила сигарету за сигаретой. В минуты веселья она выглядела моложе лет на десять. Так было и этим вечером. Когда Арман намекнул ей на то, что она слишком много курит, Санди приложила палец к губам и сказала:

— Тсс, папа! Тебе не удастся запретить мне единственное удовольствие, которое еще остается!

Эта маленькая нежная война продолжалась между ними семь лет. Санди начала курить сразу же после развода. Внезапно прерывая Дезормье на середине беспощадной пародии, она пригласила его остаться на ужин. Арман, удивленный столь дерзким поступком, был вынужден из вежливости поддержать инициативу дочери. Но при этом предложил:

— Мы можем пойти в «Куржетт»! Это в двух шагах!

— Нет, я предпочитаю здесь, — сказала Санди. — В тесном кругу.

Дезормье ликовал. Вызвали Анжель. После разговора с Санди горничная пришла в ужас: в холодильнике были только остатки вчерашнего ужина! В один миг Санди превратилась в хозяйку дома. Взяв дело в свои руки, она отправилась на кухню, внимательно изучила все шкафы, дала распоряжения Анжель, напуганной столь революционным экспромтом, и за пятнадцать минут, приготовила ужин из колбас и рагу. По просьбе прислуги «мадам Санди» своими руками сделала украшение из зеленого салата, потому что знала особый секрет его приготовления, и выбрала компот на десерт. Отец и Дезормье следили за тем, как она сновала между кухней и гостиной, в то время как горничная собирала приборы.