Дочь палача и театр смерти - [9]

– Ну, скоро познакомишься со своим учителем, – подбодрил Симон Петера, открывая скрипучую калитку. – Очень мило со стороны Георга Кайзера, что он согласился тебя приютить. – Он улыбнулся: – А ты знаешь, будучи студентом, я тоже прожил у него несколько месяцев. Это было в Ингольштадте. У меня была тогда собственная комната, и это за несколько крейцеров в неделю. А его жена…

В этот миг дверь распахнулась и из дома вышли двое мужчин. Один из них – пожилой, в сутане священника, второй – молодой, высокий парень в одежде простого ремесленника; в руках он держал кипу перевязанных бумаг. Вид у обоих был очень серьезный, однако Симон заметил в глазах молодого блеск, никак не сочетающийся с печальным выражением лица.

– Тогда увидимся через два дня на репетиции, – шепнул пожилой священник своему спутнику. – И смотри, Ганс, чтобы до тех пор выучил текст. В противном случае мы можем и передумать.

Коротко кивнув, словно он их и не заметил, священник прошел мимо Симона и Петера. Лицо у него было каменно-серым. Молодой ремесленник молча прошел следом, даже не удостоив встречных взглядом.

– Вам тоже хорошего дня, – бормотнул Симон, пожав плечами, и постучал в запертую уже дверь.

Послышались торопливые шаги, дверь распахнулась. Напротив Симона стоял тощий, немного сутулый господин лет шестидесяти. Сквозь стекла пенсне он с раздражением смотрел на вновь пришедших.

– Черт возьми, что вам еще… – начал он.

Потом лицо его осветила улыбка.

– Господи, Симон! – воскликнул он. – Как же я мог забыть! Ты ведь собирался приехать сегодня.

Он с радостью обнял Симона, после чего наклонился к Петеру, который смущенно прятался позади отца.

– А ты, должно быть, тот самый выдающийся юноша, о котором я столько слышал, – продолжил с улыбкой Кайзер и протянул мальчику руку: – Рад видеть тебя здесь. Меня зовут Георг Кайзер, я местный учитель.

Петер смущенно подал ему руку, при этом выронив на мокрый пол несколько рисунков. Когда Кайзер наклонился, чтобы поднять их, у него вырвался изумленный возглас.

– Ты это сам нарисовал? – спросил учитель и вернул Петеру рисунки.

Петер молча кивнул, и Симон ответил за него:

– Петер непременно хотел их взять, – пояснил он, не скрывая отеческой гордости. – Иногда по нескольку дней сидит над такими вот рисунками. Он просто помешан на всем, что связано с анатомией. Постоянно заваливает меня вопросами по медицине.

Кайзер улыбнулся:

– Как и ты в свое время, Симон. Помнишь? Правда, ты не менее часто выспрашивал у меня, в каком из трактиров лучшие музыканты и где в Ингольштадте самое дешевое вино.

– Слава богу, Петер до такого пока не дошел, – рассмеялся Симон.

Но потом взгляд его омрачился. Учение в Ингольштадте по-прежнему оставалось для Симона темным пятном в его жизни. Он проучился там лишь несколько семестров, пока у него не закончились деньги. С одной стороны, потому что он спускал сбережения на хорошую одежду, вино и азартные игры скорее, чем на учебу, с другой – потому что скупой отец сверх необходимого не дал ему ни гроша. Георг Кайзер стал тогда спасением для Симона. Он преподавал в Ингольштадте теологию и музыку и приютил у себя юного бездельника, словно родного сына.

«В общем-то, я и был скорее его сыном», – мрачно подумал Симон. К своему настоящему, покойному уже отцу он никогда не испытывал сердечной привязанности.

– Ну, проходите же, обогрейтесь, – прервал наконец Кайзер напряженное молчание. – Вы, должно быть, голодны.

Они вместе прошли в темную, тесную прихожую с нишей для кухни. Старая, почти беззубая служанка вопросительно взглянула на них, помешивая в горшках.

– Приготовь побольше, Анни, – распорядился Кайзер. – Мальчику, как видно, не помешает немного подрасти. И не жалей меда для манной каши.

– Манной каши?

У Петера впервые за целый день загорелись глаза. Как и Симон, мальчик с утра съел лишь немного хлеба с твердым сыром.

Кайзер подмигнул Петеру:

– А перед этим – вкусный мясной суп, как в воскресенье. Что скажешь? Но пока все приготовится, у меня есть для тебя сюрприз. Тебе это должно понравиться.

Он поощрительно кивнул и открыл дверь в освещенную свечами комнату. На грубо сколоченных полках теснились десятки книг. У Петера челюсть отвисла от изумления.

– Но… но здесь книг больше, чем у отца и деда, вместе взятых! – пробормотал он.

– Моя домашняя библиотека, – пояснил Кайзер. – Я привез ее с собой из Ингольштадта. Уверен, в некоторых из работ ты отыщешь и анатомические рисунки. – Он показал внутрь комнаты: – Там на столе бумага, чернила и перья. Чувствуй себя как дома.

Явно обрадованный, Петер подошел к полкам и вскоре уже рылся в книгах. Кайзер прикрыл дверь и провел Симона в комнату напротив. Там, еще на одном столе, лежали кучами дешевые издания и исписанные бумаги. Радость в глазах Кайзера неожиданно потухла, теперь вид у него был усталый и растерянный.

– Не лучшее ты выбрал время, чтобы пристроить сюда своего одаренного сына, – сказал учитель и, утомленный, опустился на стул. Затем зашелся сухим кашлем, снял пенсне и потер покрасневшие глаза. – И дело не только в этой простуде.

– У меня тоже сложилось такое впечатление, – ответил Симон. – Как будто все здешние обитатели чем-то напуганы. Уже по пути сюда нам выпало несколько жутковатых событий. Если б я верил в духов, счел бы эту долину отличным обиталищем для них.