Дочь палача и дьявол из Бамберга - [10]

– Пошевеливайся! – рявкнул стражник и подтолкнул идущую позади всех Барбару, чтобы шагала быстрее, и показал на солнце, опустившееся к западной стене: – Скоро тут темно будет, хоть глаз выколи. – Он зябко потер руки. – Осенние ночи, будь они неладны… День меркнет, и перекреститься не успеваешь.

– Если у тебя от страха штаны тяжелеют, шел бы в пекари, а не стражники, – ответил с усмешкой Куизль, протискиваясь сквозь низкий проем. – Сейчас уже лежал бы в кровати рядом с женой, мял бы ее пухлые булки…

– Я бы на твоем месте попридержал язык, громила. Что ты вообще знаешь об этом проклятом городе?

Стражник, казалось, хотел еще что-то добавить, но потом лишь пожал плечами и побрел по шаткой лесенке в сторожку, чтобы заступить на ночное дежурство.

Магдалена вгляделась в тень впереди, где начинались первые дома. С тех пор как она в последний раз бывала в большом городе, прошло несколько лет. Это было в Регенсбурге в самый разгар лета, сияло солнце, и дух захватывало от размеров и роскоши. В Бамберге, напротив, было что-то гнетущее. Возможно, причиной тому была осенняя пора. Вслед за вечерней прохладой на город стал наползать туман – сначала небольшими клочками; но постепенно он сгущался и плотным покрывалом стелился по крышам домов. За воротами начиналась широкая улица, которая вскоре переходила в лабиринт извилистых, немощеных проулков.

Черные щупальца сумерек уже тянулись к покосившимся домам, так что Магдалена могла лишь догадываться о размерах города. Говорили, что Бамберг, как и Рим, был построен на семи холмах. Женщина и вправду заметила на юго-востоке три темные возвышенности. На средней величественно возвышался символ города – собор. На правом холме в отсветах уходящего дня вырисовывались очертания большого монастыря. Слева, чуть дальше остальных, окутанные туманом, высились развалины крепости. Оттуда доносился плеск то ли канала, то ли реки. По крайней мере, воняло теперь не так противно, как у ворот.

Многочисленные повозки и телеги, что теснились минуту назад перед воротами, теперь с дребезгом катили к отведенным для них местам и терялись во мраке. Время от времени, блуждая с семьей по грязным, зловонным улочкам, Магдалена слышала смех и одинокие выкрики. Из-за поворотов доносились торопливые шаги или скрип колес, потом наступала тишина. Магдалена помнила это вечернее спокойствие в Шонгау, но Бамберг почему-то представлялся ей более оживленным. Было в пустоте темных переулков что-то тягостное, враждебное.

«Как на кладбище, – пронеслось у нее в голове, и она плотнее повязала платок. – Чувствуют ли это остальные?»

Магдалена оглянулась на Симона и на других, уныло шагавших следом. Петер и Пауль были вымотаны и тихо жаловались, дергая Симона за руки. Отец молча шагал впереди.

– Далеко еще? – спросила Магдалена усталым голосом. – Дети проголодались, и у меня уже ноги отваливаются. Да и не горю я желанием часами бродить в темноте по незнакомому городу. Кого только не встретишь…

Палач пожал плечами:

– Палачи нечасто селятся посреди главной площади. А с прошлого раза, когда я бывал здесь, видимо, кое-что переменилось. – Он огляделся по сторонам. – Туман, чтоб его! Вообще-то нам надо идти к северу вдоль городской стены…

– Стена у нас за спиной, – перебил его Симон и показал через плечо в полумрак. – Я успел заметить на небольшой площади с колодцем…

– Может, почтенный зять подскажет мне, где разыскать собственного брата?

– Почтенный зять хочет помочь, только и всего, – вмешалась Магдалена. – Так нет же, ты, как всегда, всех умнее. – Она вздохнула: – Почему вы, мужчины, становитесь такими твердолобыми, когда заблудитесь?

– Я не заблудился, просто темно и туман густой, – проворчал Куизль и поспешил дальше. – Могли бы и дома остаться. Я все равно тащился сюда лишь затем, чтобы с Георгом повидаться. Уж точно не из-за братца, старого мерзавца… Вообще удивительно, почему он пригласил нас на свою свадьбу. – Он сплюнул на пыльную мостовую. – От одной только мысли, что в Шонгау вместо меня сейчас хозяйничает палач из Штайнгадена, мне становится дурно. Знатную же резню он там устроит…

Магдалена зашагала следом. Чувство подавленности все росло. Темнота и туман в тесных, неосвещенных переулках сгустились уже настолько, что дальше следующего поворота ничего нельзя было разглядеть. Время от времени раздавался шорох, словно кто-то или что-то следовало за ними по тесным проулкам. Магдалена оглянулась на других и заметила, что Симон с Барбарой тоже опасливо озираются. Она невольно вспомнила бледное лицо стражника и его последние слова.

Что вы вообще знаете об этом проклятом городе?

Что, если стражник чего-то недоговаривал? И если это как-то связано с чудовищем, о котором говорили извозчики? Оторванная рука принадлежала богатому горожанину. Может, патрицию из Бамберга?

Магдалена снова вгляделась во мрак и неожиданно поняла, что ее так угнетало. Это было так очевидно, но она до сих пор этого не замечала.

«Дома! – пронеслось у нее в голове. – Многие из них пустуют!»

И действительно, во многих домах, мимо которых они проходили, были заколочены окна, где-то не хватало дверей, или черные провалы зияли на месте оконных проемов. Магдалена присмотрелась к ним внимательнее. То были не какие-нибудь убогие жилища, а богатые особняки, принадлежавшие когда-то патрициям и зажиточным горожанам. От некоторых строений остались лишь руины, а некоторые как раз начали восстанавливать. Магдалена вспомнила многочисленные краны, подъемники и мешки с раствором, которые попадались им на пути. Симон, судя по всему, тоже заметил пустующие жилища.