Дочь маркиза - [15]

И он протянул ей руку.

Но по его голосу Ева поняла, что он не простил ее. Жаком двигала жалость, быть может, просто чувство долга. Разве он не объяснил, что берет ее с собой лишь потому, что у него есть для нее письмо?

— Нет, — сказала она, качая головой, — я не хочу злоупотреблять вашей добротой. Идите первым, а я пойду за вами.

Жак Мере пошел вперед, Ева пошла следом, прижимая платок к глазам.

Жак подозвал фиакр и указал молодой женщине на раскрытую дверцу.

Ева села в фиакр.

— Спрашиваю вас в последний раз, вы не хотите мне назвать ваш адрес? — сказал Жак.

Из груди Евы вырвался горестный возглас, она хотела выскочить из кареты.

Жак остановил ее.

— Ах, я думала, вы больше не будете мучить меня, — произнесла она с упреком.

— Площадь Карусель, гостиница «Нант»! — крикнул он вознице.

Он сел на переднее сиденье, фиакр покачнулся и покатил в указанном направлении.

Ева сползла с подушек, на которых сидела, и, упав на колени, стала целовать ноги Жака.

В этой смиренной позе она простояла всю дорогу, впрочем короткую, от площади Лувуа до площади Карусель, где остановился фиакр.

VI ПИСЬМО ГОСПОДИНА ДЕ ШАЗЛЕ

Жак Мере был философом, но в любви нет места философии.

Так уж устроено сердце мужчины. Когда любимая женщина причиняет ему страдания, то, чем больше он ее любит, тем больше страданий причиняет ей в ответ; в ее мучениях он находит горькую и неизбывную усладу.

Жак Мере пришел бы в отчаяние, если бы Ева назвала свой адрес.

Что бы он сделал, что бы с ним сталось, если бы ее не было рядом и он не мог бы впиться в ее сердце железными когтями ревности?

Он бродил бы всю ночь как безумный по улицам Парижа.

Кому он рассказал бы о снедающей его ярости?

Все друзья, которых он любил, мертвы; все головы, которые помнили его дружеский поцелуй, упали с плеч.

Дантон мертв; Камилл Демулен мертв; Верньо мертв.

Не оставалось никого, вплоть до палача Сансона, чей сын укрыл его и помог бежать; не осталось никого, вплоть до славного роялиста, который не смог вынести того, что ему предстояло казнить короля, и умер от горя.

Жак Мере уехал за океан, в Америку. Он следил за событиями, которые происходили во Франции; он знал, что Марат был заколот в ванне; он знал, что Дантон, Камилл Демулен, Фабр д’Эглантин, Эро де Сешель сложили головы на плахе; он знал о падении Робеспьера 9 термидора; он знал об успехах реакции; он знал, что депутаты, объявленные, как и он, вне закона, возвращались и занимали свое место на скамьях Конвента. Наконец, он знал, что 13 вандемьера был создан новый образ правления; тогда, не имея никакой уверенности в собственной безопасности, он решил плыть во Францию, влекомый желанием увидеться с Евой.

Встречный ветер и непогода затянули плавание, около Ньюфаундленда судно село на мель; таким образом, путешествие Жака продлилось сорок девять дней. Наконец он высадился в Гавре, а оттуда добрался до Парижа. Жак, естественно, остановился в гостинице «Нант» — так заяц всегда бегает по кругу. А вечером того же дня, услышав разговоры о торжественном открытии театра Лувуа, он отправился туда в надежде встретить кого-нибудь из знакомых и расспросить его.

Он и не думал, что так быстро увидит Еву.

Мы видели, как Жак проявил малодушие и черствость, не в силах обуздать свои низменные чувства, видели, как он вез к себе Еву, счастливую, что ее любимый рядом, под предлогом того, что хочет вручить ей письмо отца, но на самом деле для того, чтобы подольше ее помучить.

Чем сильнее была его любовь, тем сильнее было стремление причинить страдания Еве.

Жак вошел в комнату и, пока слуга зажигал свечи, украдкой бросая взгляды на прелестное и элегантное создание, которое как село в кресло, так и сидело в нем не шевелясь, прошел прямо к секретеру и достал оттуда портфель, где хранились все бумаги, связанные с дорогими его сердцу воспоминаниями.

Потом он сел за столик с мраморной столешницей, на котором стоял канделябр, и вынул из папки несколько бумаг.

Слуга вышел и притворил за собой дверь.

План мучений был готов.

Если судить Жака просто как человека, а не как влюбленного, он вел себя недостойно, но неведомая сила заставляла его искать в разбитом сердце Евы более веские доказательства любви, чем жалобы, слезы и стенания.

— Я могу начать? — спросил он, призвав на помощь всю свою волю, чтобы придать голосу твердость. — Вы готовы слушать меня?

Ева сложила руки на коленях и устремила на Жака свои прекрасные глаза, полные слез.

— О да, я слушаю тебя, — сказала она, — как слушала бы ангела Страшного суда.

— Я вам не судья, — отрезал Жак, — я только посланец, которому поручено сообщить вам несколько важных сведений.

— Будь для меня кем угодно, — согласилась она, — я слушаю.

— Мне нет нужды говорить вам, что я не знал, куда увезли вас те люди, которые отняли вас у меня. Я узнал одновременно и об эмиграции и о смерти вашего отца. Мне казалось, что однажды ночью во время перестрелки я видел его в Аргоннском лесу.

Надеясь узнать что-нибудь о вас из бумаг, оставленных вашим отцом, я испросил разрешения ознакомиться с ними и с этой целью отправился в Майнц. Штаб-квартира французских войск находилась во Франкфурте. Я поехал туда. Там я встретился с адъютантом генерала Кюстина; к сожалению, я успел забыть его имя.