Дочь Лунной богини - [101]

Не колеблясь я сделала выпад, пытаясь вонзить меч ей в грудь. Вот только острие врезалось в щит, и руку прошило болью. Я снова замахнулась – ведь лучше умереть, до последнего сражаясь с врагом. Но один из воинов оттолкнул меня в сторону, а второй пнул сзади по коленям, отчего я рухнула на землю.

Присев на корточки, госпожа Хуалин провела ледяным пальцем по моей щеке.

– Не забывай, что ты еще можешь управлять своей магией, – шепотом напомнила она. – Если позволишь ему убить себя… он все равно не жилец. Но если убьешь его, то уцелеешь.

Что-то сломалось внутри меня. Как сделать столь невозможный выбор? Отдать свою жизнь напрасно или убить Ливея, но спасти себя. И ведь госпожа Хуалин хотела не просто смерти принца, она мечтала, чтобы он умер именно от моей руки. Испытывала ли она садистское удовольствие оттого, что мучила ребенка своего врага? Наслаждалась ли мыслью, что мне придется страдать и сожалеть всю оставшуюся вечность, как это произошло с ней? Или она делала это лишь затем, чтобы доказать, как я ошибаюсь? Что, несмотря на мои заявления, мы с ней не так уж сильно отличаемся друг от друга? Что злоба, сожравшая ее сердце, таилась и в моем?

Ох, мне все же удалось ее задеть, но нам с Ливеем придется дорого за это заплатить.

Госпожа Хуалин хлопнула в ладоши, и гулкий звук разнесся по пещере. Видимо, это послужило сигналом, потому что Ливей дернулся, а затем направился ко мне. Подняв меч, он закружился вокруг меня… и это напомнило мне, как мы бесчисленное количество раз состязались вместе.

А я словно застыла, не в силах оторваться от его пустых глаз. Даже сейчас не верилось, что он способен причинить мне вред. Хотя я сама едва не попала под похожие чары в Восточном море, а ведь наместник Жэньюй считался слабым заклинателем разума.

Ливей бросился в атаку. Выпад оказался быстрым, словно молния, и настолько застал меня врасплох, что я подставила меч в последнюю секунду… поэтому клинок полоснул меня по щеке. Кровь засочилась из жалящей раны, но это показалось мне пустяком по сравнению с агонией, разгоравшейся внутри. Нет, Ливей не смотрел на меня с ненавистью, в его глазах все еще читалось полнейшее безразличие.

Вновь блеснул серебром его меч. Я, повинуясь инстинктам, вскинула руку, и воздух наполнил лязг. Ливей безжалостно наступал на меня, пока я, пошатываясь и упираясь пятками в землю, отбивала сильные удары. Сделав ложный выпад, он резко зашел с другой стороны. Его клинок, заскользив по чешуе доспехов, вонзился мне в плечо. Холодное железо прошло сквозь плоть и царапнуло кость. Плавным движением руки Ливей высвободил меч из раны с чавкающим звуком, который смешался с вырвавшимся из моих легких вздохом. Я прижала ладонь к ране – и по пальцам заструилась теплая кровь. Поддавшись столь неуместному сейчас гневу, я бросилась в атаку, вонзая свой меч в бок Ливея. Но сразу же выдернула его, не дав клинку погрузиться глубоко в тело. Стыд и раскаяние обожгли меня… вместе с ужасом от осознания, что Ливей даже не вздрогнул.

Наши клинки столкнулись. А затем еще и еще. Но каждый раз я сдерживалась, хотя он бил со всей силы. Я даже не ожидала, что на мечах мы окажемся примерно равны. Да, принц был прекрасным фехтовальщиком, но за мной осталось преимущество воинской подготовки. Я двигалась быстрее, он бил сильнее. Мои удары выходили ловкими, его – безжалостными. Магия помогла бы одержать кому-то из нас верх, но силы Ливея сковали. А я поняла, что не хочу использовать против него заклинания. Да, я атаковала его мечом, но почему-то магия в такой ситуации воспринималась мной как что-то вроде подлости. Что-то несправедливое. Разум кричал, что нет смысла проявлять излишнее благородство, а сердце шептало, что сейчас так безжалостно на меня нападал не Ливей… а просто его оболочка, танцующая под чужую дудку. Пусть он и стал противником, при этом принц не был моим врагом. Да, мне хотелось его победить, но убить я бы не смогла. Меня сдерживало не только благородство, но и чувство самосохранения. Ведь я прекрасно понимала, что убийство любимого человека уничтожит меня саму. И вряд ли бы я когда-то оправилась, по крайней мере не потратив на это вечность. Даже если бы сумела вернуться домой.

Нога зацепилась за выступающий камень, и я споткнулась. В следующее мгновение острие меча уперлось в ложбинку на моей шее. Ливей замер, а на его щеке задергался мускул. Он пытался вырваться из-под контроля госпожи Хуалин? Я покосилась на нее. Глаза бессмертной ярко светились, а лоб блестел от испарины. Неужели ее силы истощались? Во мне вспыхнула надежда, но тут же погасла, когда я ощутила, как задрожала его рука, а через мгновение меч пронзил мою грудь. Я ахнула, а ноги подкосились, вынуждая рухнуть на каменный пол в лужу собственной крови.

Темнота манила, обещая милосердное забытье без боли, что сейчас окутывала тело. Ее затмевали лишь терзания сердца оттого, что эту рану нанес мне он. Перед глазами вспыхнуло забытое воспоминание, как мама помогает мне подняться после падения, а затем смахивает большим пальцем слезы с моей щеки. Как болела поцарапанная кожа – моя первая настоящая рана, – пока прохладные прикосновения и тихое бормотание не излечили меня.