Дочь фортуны - [22]

Эту ночь Тодд не мог вынести еще более ввиду некой неопределенности, почему и отправился в лабиринт портовых улиц, где была возможность спрятаться в тени порталов и в поворотах этих нелепых переулков. Они, согласно людской молве, были к тому же скрытными, чтобы туда никогда не проник сам дьявол. Где и увидел Хоакина Андьета, закатывающего вверх брюки, снимавшего обувь, затем заворачивающего ее в газетный лист, чтобы последняя сохранилась как можно бережнее и долее в потрепанном чемоданчике. Оттуда вытащил непонятные шлепанцы сельского жителя, в которые и обулся. В этот поздний час ходили взад-вперед лишь немногочисленные неприкаянные души и копающиеся в помойке бродячие коты. Чувствуя себя точно вором, Тодд продвигался в темноте, чуть ли не наступая на пятки своему другу; мог отлично слышать взволнованное его дыхание и бесконечное потирание рук друг о друга, чтобы хоть как-то справиться с леденящим ветром. Идя следом, мужчина добрался до монастыря, на подходе к которому пришлось преодолеть один из узких переулков, типичных для этого города. Смрад от мочи и испражнений обдал лицо мужчины, по этим кварталам полиция, отвечающая за общественный порядок в плане гигиены, которая своими длиннющими руками снимала крышки со стока нечистот, проходила крайне редко. И тогда он сразу понял предусмотрительность Андьета, проявившуюся в снятии его единственной обуви: тот не знал, на что можно наступить, ведь ноги так и утопали в зловонной жидкости. Безлунной ночью крайне слабый свет проникал между сломанных ставень, большинство которых было без стекол - вместо них стояли картон либо доски. Можно было смутно что-то различить, глядя через пазы внутрь убогих комнат, еле освещенных свечами. Легкая дымка придавала окружающей обстановке почти нереальный вид. Наблюдал за Хоакином Андьета, зажигающим спичку, защищая последнюю от свежего ветерка своим телом, достающим ключ и открывающим дверь при дрожащем свете от пламени свечи. Это ты, сынок? И тогда ясно услышал женский голос, что был намного отчетливее и моложе, нежели ожидалось. Дверь тотчас закрылась. Тодд еще долго оставался в темноте, наблюдая за этой хижиной с огромным желанием начать колотить в дверь, желанием, что возникло не столько из-за любопытства, сколько ввиду докучливого чувства к его другу. Ах ты, черт, я снова в дураках, - наконец, прошамкал он. Затем, полуобернувшись, направился в «Объединенный клуб» промочить горло и почитать газету, но прежде чем раскаяться, оказался неспособным противостоять контрасту между крайней нищетой, которая только что осталась позади, и этими, с хрустальными люстрами, салонами, обставленными кожаной мебелью. Молодой человек вернулся в свою комнату, объятый порывом сострадания, что порядком напоминало прошлую лихорадку, от которой почти удалось излечиться уже в первую неделю пребывания в Чили.

Вот так все и происходило под конец 1845 года, когда морскую торговую компанию из Великобритании решили перевести в Вальпараисо, именно так и распорядился духовник, чтобы иметь возможность внимательно выслушивать духовные нужды протестантов. У мужчины было твердое намерение уничтожить католиков, воздвигнуть основательный англиканский храм и придать новые силы своей религиозной организации. Первым его официальным действием стало изучение истории миссионерского проекта на Огненной Земле, результаты которого практически нигде не наблюдались. Джекоб Тодд был приглашен в имение Августина дель Вайле с мыслью предоставить новому пастырю время прийти в себя, но, когда спустя две недели туда вернулся, только убедился, что капеллан ни о чем не забыл. Некоторое время Тодд подыскивал отговорки, чтобы избежать данного дела, но, в конце концов, все-таки пришлось столкнуться с судьей, а затем и с поручением Англиканской церкви. Пустился было в объяснения, что становились все более и более фантастическими по мере того, как цифры все яснее доказывали собой огромную растрату. Пришлось вернуть деньги, что еще оставались на счету, хотя его репутация и пострадала от необратимой перемены. Тут-то для молодого человека и закончились музыкальные вечера по средам в доме семьи Соммерс. Больше никто из иностранных представителей этих мест не стал снова его приглашать; начали избегать и на улицах, а также те, кто имел какие-то общие с ним дела, теперь видели в этой персоне лишь законченную личность. Новость об обмане достигла и друзей-чилийцев, которые мужчине тактично, однако же, твердо, намекнули, чтобы больше в «Объединенном клубе» не появлялся, если, конечно, желает избежать позора быть публично исключенным из заведения. Отвернулись от него и члены игры в крикет, также потерял расположение окружающих и в баре Английской гостиницы, а вскоре почувствовал себя изолированным даже от друзей-либералов, что лишь удалялись и удалялись. Семья Вайле в целом перестала даже здороваться, за исключением, пожалуй, Паулины, с которой Тодд изредка, но все же поддерживал письменную связь.

Паулина родила своего первого сына где-то на севере страны, и из писем было понятно, что женщина довольна своей жизнью в замужестве. Фелисиано Родригес де Санта Крус, согласно людской молве, все богател и богател, и оказался малообщительным супругом. Человек верил, что смелость, выказанная Паулиной, когда та сбежала из монастыря и переубедила свою семью, чтобы выйти за него замуж, вообще-то не должна исчезнуть и в хлопотах по хозяйству, а это как раз и было выгодно для благополучия их обоих. Его жена, эта образованная сеньорита, едва умела читать и считать, и все же даме удалось-таки развить настоящую деловую хватку. Поначалу Фелисиано удивлял интерес этой женщины к попытке узнать какие-то подробности относительно процесса раскопки руды и перевозки полезных ископаемых, какой и был у главных людей Торговой Биржи, но вскоре научился уважать необыкновенную интуицию собственной жены. С помощью советов последней за семь месяцев брака получилось нажить немалое состояние, спекулируя сахаром. Благодарный, раздобыл чайный сервиз из обработанного серебра в Перу, что весил все девятнадцать килограмм. Паулина, которая едва могла шевелиться с прилично выпуклой нижней частью живота, где спокойно поживал ее первый сын, отказалась принять такой подарок, не отрывая взгляда от шерстяного носка, что вязала в данный момент.