Дочь Эрлик Хана - [11]

Поэтому вместо того, чтобы направиться через равнину, Гордон со своим отрядом свернул к холмам, окружавшим ее с юга, и начал петлять вдоль них, держась западного направления. Около полуночи один из раненых, привязанных к седлу, умер, а остальные впали в полубредовое состояние. Тело спрятали в узкой расщелине и, не задерживаясь, продолжили путь. Они двигались во тьме между холмами, словно призраки, и лишь цокот копыт и стоны раненых нарушали ночную тишину.

За час до рассвета они подъехали к ручью, извивавшемуся среди известняковых рифов, — широкому, но мелкому, с твердым каменным дном. Около трех миль они шли по ручью вброд, а затем выбрались на берег вновь на той же стороне.

Гордон знал, что киргизы, вынюхивавшие их след, словно волки, выйдут за его отрядом на берег и решат, что туркмены пересекли ручей, — во всяком случае, американец надеялся, что киргизы не раскроют его хитрость. Он рассчитывал, что они ринутся в горы на противоположном берегу и будут кружить там, отыскивая его след, тем самым дав ему возможность выиграть время.

Теперь Гордон направлялся на запад уже более прямой дорогой. Он знал, что киргизы не успокоятся и рано или поздно вновь нападут на его след, но при этом потеряют время, за которое он сможет оторваться от них достаточно далеко. Они будут искать его сначала не в направлении Иолгана, а в других. Поэтому Гордон, уже почти не петляя, мчался прямо в Иолган, рассчитывая настигнуть своих врагов не по дороге, а прямо там.

Восход застал обессиленный отряд в горах, и только там Гордон приказал своим людям остановиться и отдохнуть. Пока они распрягали усталых коней и доставали из сумок запасы еды, он взобрался на самый высокий утес, который только мог найти, и начал внимательно рассматривать в бинокль окрестные скалы и ущелья. Пожевав кусок вяленого мяса, американец закрыл глаза и подремал с четверть часа, а затем вновь приложил бинокль к глазам, выискивая какие-нибудь признаки погони. Так он повторял несколько раз, подобно дикому зверю, чередуя короткий сон и бодрствование.

Он дал своим людям отдохнуть столько, сколько счел нужным, а затем, когда солнце стояло уже высоко, спустился со скалы и разбудил их. Закаленные в скитаниях и походах туркмены мгновенно поднялись, за исключением одного из раненых, который умер во сне. Его тело спрятали в глубокую трещину в скале и, не мешкая, отправились дальше, правда уже более медленно, потому что кони устали куда больше, чем люди.

Весь день они пробирались по диким узким ущельям, окруженным высокими холодными скалами. Туркмены подавленно молчали, напуганные видом этой безмолвной мрачной местности, а также ощущением близости несущейся по их следам орды разъяренных, жаждущих крови киргизов. Они не задавали Гордону ни единого вопроса, покорно следуя за ним. Цепью, один за другим, они взбирались на головокружительные высоты и вновь спускались вниз, в темные бездонные ущелья.

Гордон использовал все свои знания и опыт, всю свою хитрость и интуицию, чтобы уйти от погони и в то же время как можно быстрее добраться до цели. Он не боялся столкнуться в этих диких, почти неприступных горах ни с одним местным племенем, так как знал, что они пасут свои стада на равнинах или на гораздо более низких и пологих горных склонах. Но все же он не так уж хорошо знал эту дорогу, как думали молча следовавшие за ним туркмены.

Гордон скорее инстинктивно чувствовал нужное направление, как человек, привыкший к дикой жизни, но все же несколько раз он бросил взгляд на видневшуюся вдали гору Эрлик-хана, чтобы убедиться, что они едут правильно. По мере продвижения на запад он увидел, что пейзаж начал постепенно меняться, и вот уже перед самым закатом перед ним открылся вид на широкие, поросшие соснами склоны, за которыми замаячили стены Иолгана.

Иолган располагался у подножия горы, возвышаясь над равниной, по которой, извиваясь среди зарослей камыша и ивняка, протекал прозрачный ручей. Город был надежно защищен от внешнего мира естественными укрытиями: с юга и запада его окружали высокие, почти отвесные скалы с возвышавшимся над ними пиком горы Эрлик-хана, на севере тянулась длинная горная цепь, а на востоке равнину окаймляли многочисленные неровные и труднодоступные склоны холмов. Сделав несколько поворотов, отряд Гордона вышел к Иолгану с южной стороны.

Аль-Борак увел своих людей с более высоких скал, спрятав их в одном из многочисленных ущелий, расположенном на склоне пониже. Теперь они находились не более чем в полутора милях от города. Ущелье заканчивалось тупиком и вполне могло быть ловушкой, но выбора не было — кони уже едва не падали от усталости, а людей мучила жажда. Увидев бьющий из камней источник, Гордон решил остановиться возле него.

Он нашел небольшую расщелину, ответвлявшуюся от ущелья, и разместил часть людей возле нее, а остальных — у входа в ущелье. Усевшись на землю, все принялись торопливо поедать остатки пищи или перевязывать раны. Когда Аль-Борак сказал им, что в одиночку отправляется в разведку, туркмены отрешенно взглянули на него. Глаза их не выразили ничего, кроме покорности судьбе. Фатализм вообще был свойствен туркменам, как давно заметил Гордон, но сейчас его спутники явно испытывали его в полной мере.