Добрый мэр - [113]

Агата осталась сидеть у лестницы, глядя, как он поднимется наверх.

— Я люблю тебя, Тибо Крович, — сказала она.

— Я тоже люблю тебя, Агата.

— Да, но я люблю тебя так, как ты того заслуживаешь, как может любить только собака, ничего не прося взамен, кроме возможности любить.

— И я люблю тебя, как собака, с тех самых пор, как впервые тебя увидел. Ты останешься спать на кухне или ляжешь в постель?

Агата ничего не ответила, и Тибо лег спать один, на стеганое одеяло, которое давным-давно сшила его мать. Он не стал задергивать шторы, чтобы солнце разбудило его утром. Посмотрел в зеркальную дверцу шкафа, увидел свои подошвы. Спать не хотелось.

Через некоторое время Тибо услышал, как Агата забирается вверх по лестнице, постукивая черными ногтями по дереву. В дверях она остановилась, села и стала молча смотреть на него. Он тоже ничего не сказал, только поощряющее похлопал по матрасу. Агата, опустив голову, подошла поближе и лизнула его руку, потом забралась на кровать и свернулась калачиком в ногах. Ее белая кожа серебрилась в лунном свете, темные пятна казались чернильно-черными. Тибо нежно погладил ее.

— Я очень рад, — сказал он, — что, превратившись в собаку, ты не разучилась разговаривать.

— Тибо, не говори глупости. Все собаки умеют говорить. Мы просто предпочитаем этого не делать. Мы не говорим, а слушаем. Это такой способ показать свою любовь.

— А другие способы есть?

— Да, Тибо.

Потом наступило утро.

~~~

«Приходите на работу, как обычно. Ведите себя, как всегда. Оставайтесь спокойным и невозмутимым», — говорил Емко Гильом. Однако для Тибо этот день вовсе не был обычным. Он не мог вести себя, как всегда. Он не был спокоен и невозмутим.

Во-первых, он проснулся от тяжелого сна, запутавшись в одеяле, и обнаружил, что опоздал на трамвай. Агата лежала рядом и дышала ртом, высунув язык между зубами. Он не стал ее будить. Сходил на кухню, приготовил завтрак, вернулся и, лежа на кровати, покормил Агату с рук, время от времени целуя ее в нос.

— Мне надо идти на работу, — сказал он наконец.

— Почему? — спросила она. Далматинам свойствен куда более разумный взгляд на жизнь, чем людям, да и Тибо не смог придумать внятного ответа, так что пришлось ему задержаться еще немного.

— Мне надо идти на работу, — сказал он наконец.

— Да, наверное, и в самом деле надо, — отозвалась Агата. — Хочешь, я пойду с тобой?

— Нет, не стоит. Не думаю, что Петеру Ставо это понравится.

— Да, он никогда не любил собак.

И Тибо уехал в центр один. До Замковой улицы он добрался уже почти к полудню, однако все равно решил зайти в «Золотого ангела» выпить кофе. Утренний наплыв посетителей уже схлынул, обеденный еще не начался. Тибо занял свое обычное место за высоким столиком у двери.

Через мгновение стоящий у стены официант начал свое медленное глиссандо, собираясь принять у мэра его традиционный заказ, но тут же замер на месте, остановленный морзянкой бровей Чезаре. А потом — чудо из чудес — il patrone сам вышел из-за стойки и спросил:

— Что пожелаете, господин мэр?

Тибо протянул Чезаре руку, тот пожал ее, и несколько секунд они смотрели друг другу в глаза. Потом Тибо сказал:

— Как обычно, пожалуйста, господин Чезаре.

Не отпуская руки Тибо, Чезаре щелкнул над головой пальцами, словно кастаньетами, и провозгласил:

— Обычный заказ для моего друга, господина мэра! — Потом, понизив тон, спросил: — Как идут дела?

— В сто раз хуже, — ответил Тибо, — и намного, намного лучше.

— Один мой друг однажды сказал мне, что в мире есть не так уж много любви, чтобы мы могли позволить себе ей разбрасываться, где бы мы ее ни нашли. Ваш кофе, господин мэр.

Чезаре принял чашку из рук официанта и аккуратно поставил ее перед Тибо.

— За счет заведения. Приятного аппетита. — И Чезаре вернулся на свой пост.

Чуть позже, когда Тибо допил кофе, Чезаре проводил его обычным сдержанным кивком. Все, что требовалось сказать, было сказано, и прибавить к этому было нечего.

Замковая улица, «Золотой ангел», Белый мост, Ратушная площадь выглядели решительно не так, как обычно. Тибо словно видел их впервые. А в кабинете на столе его ждало письмо. Оно не было подписано, но Тибо узнал размашистый вычурный почерк. Позавчера он его уже видел. Вот что было написано в письме: «Учитывая сумятицу последних дней, я посоветовал бы Вам взять отпуск и съездить на пару дней в Дэш. Сообщите об этом, кому требуется. Все приготовления предоставьте мне. До встречи вечером».

«Сумятица». Забавное слово. Тибо несколько раз повторил его, пробуя на вкус. Потом взял лист бумаги со стола Агаты и написал записку секретарю Совета: «Здравствуйте, Горвич. Что-то я последнее время не в себе. Решил на пару дней съездить в Дэш, сменить обстановку». Поставив точку, Тибо с гордостью взглянул на записку. Это была его первая официальная ложь.

Затем, ответив на несколько писем и наложив на запрос из отдела городских парков резолюцию «Самое дешевое — не обязательно самое лучшее», он обнаружил, что больше-то делать, собственно говоря, и нечего. Поразмышляв с полчаса, как же так получалось, что раньше он всегда находил, чем заняться, Тибо набил карманы имбирным печеньем из коробки, что стояла рядом с кофейной машиной, и отправился домой, жуя на ходу.