Добровольцы - [8]

Не менее мучительна и смерть посаженных на кол, зажаренных заживо, сброшенных в стволы шахт. Традиции кровожадных усташей, истреблявших сербское население в годы Второй мировой войны, оказались в надежных руках.

Показательно, что зачастую убийства носят дьявольский ритуальный характер. Сербов распинают на крестах. Палачи пьют кровь и едят мозг своих жертв. Нередко эти оргии сопровождаются музыкальным оформлением, для чего к месту казней пригоняются цыганские ансамбли. Многие в Сербии утверждают, что нынешние убийства близки к обрядовым жертвоприношениям ортодоксальных иудеев. Не знаю, какая связь может быть между фанатиками-мусульманами и фанатиками-иудеями, но характерные порезы для выпускания крови на фотографиях мертвых сербов в Белградском музее геноцида видны отчетливо.

Под стать казням и пытки. Сербов по несколько дней держат по горло в воде в соляных шахтах, после чего у них разрушается кожа. Пытки электрическим током и раскаленным железом, перебивание конечностей, выкалывание глаз — вот далеко не полный ассортимент мучений, уготованных для наших братьев.

Черная доля выпала и сербским женщинам. Сотни из них под страхом смерти определены в публичные дома для ублажения мусульманской солдатни. Известно, что один из них содержит Мирза Делибашич, былая звезда югославского баскетбола, быстро смекнувший, что война — дело куда более прибыльное, чем спорт.

Тысячи сербок в возрасте от 17 до 40 лет уже стали жертвами исполнения «спущенной сверху» директивы по тотальному изнасилованию. Расчет прост: сербки должны рожать мусульман. Это якобы ускорит темпы всеобщей мусульманизации населения.

Свой параграф в программе геноцида сербов посвящен детям. Оторванные от родителей, они передаются в специальные интернаты. Жесткий режим, религиозное мусульманское воспитание и опытные учителя в считаные годы призваны превратить их в своего рода манкуртов, родства и корней своих не помнящих, слепо преданных новым хозяевам, рьяно следующих всем заповедям Корана. «Оянычаренным» сербам уготована роль пушечного мяса в грядущих войнах.

* * *

Сегодня нас привезли на место постоянной дислокации. На первый взгляд — райское место. Горы, сосны, ели, искристые сугробы, хрустальный воздух. Разместились в помещении небольшой турбазы. Комната на пятьдесят коек. Половина мест занята сербами, половина — нами. Единственный источник тепла — «буржуйка» в углу. Однорамные огромные окна. Хлипкая дверь. К утру в помещении температура почти такая же, как на улице. Благо одеял у каждого по три-четыре. Разумеется, спим не раздеваясь. Первое впечатление от ночевки в подобных условиях: не заболеть бы, ибо, по всем признакам, лечить здесь нас некому, некогда и нечем. Да и попросту обидно — вот так, в самом начале, схватить какое-нибудь совершенно «гражданское» воспаление легких и надолго выпасть из течения событий, стать обузой для товарищей.

Оказывается, в этом же здании, в одной из комнат на втором этаже, квартирует еще одна группа русских — человек десять: казаки, питерцы, москвичи, один белорус, двое невесть какими ветрами сюда занесенных уроженцев Северного Казахстана. Кое-кто из них здесь уже третий месяц. На наши лобовые бестактные вопросы: «Ну как тут?» — они отвечают стандартно-уклончиво: «Нормально». После более обстоятельных вопросов выясняется, что служба здесь вроде и не очень пыльная. Ребята ходят в разведку, сидят в засадах в ожидании караванов, изредка отправляются в рейды. Разумеется, опасность нарваться на мину или схватить пулю в перестрелке присутствует, но она не велика. Характер военных действий на сегодня на этом участке фронта — рейдово-диверсионный. Понятие «фронт» здесь очень специфично. По сути, его и не существует. Есть довольно рыхлая линия сербских позиций. Есть не менее рыхлая линия обороны мусульман. Между ними нейтральная, ничейная полоса, на которой периодически появляются как те, так и другие. Всякое столкновение мусульман и сербов, естественно, сопровождается перестрелкой. Группа, чей огонь оказывается менее плотным, как правило, отходит. Такая вот здесь война. Но и на ней гибнут наши русские люди. Не уходят из памяти свежие кресты с русскими фамилиями на кладбище в Вышеграде.

* * *

С сегодняшнего дня для нас начался иной отсчет времени. Подписан контракт. Каждому по новенькому, в масле, автомату Калашникова. Оружие знакомое, но не совсем родное. Автоматы югославского лицензионного производства. Это может заметить и не специалист. Фрезеровка деталей — грубая, шероховатая. Те, кто был с этим оружием в деле, сетуют на его ненадежность: автоматы, бывает, «клинит», после дождя и снега железные части густо ржавеют в течение нескольких часов. К каждому автомату пять магазинов. С патронами, похоже, проблем здесь нет. В казарме целый штабель цинковых коробок — бери сколько влезет. Любопытно: у многих на магазинах выгравировано «число зверя» — 666. Сатанинский знак? Совпадение? Шутка? Над этими вопросами головы ломать некогда.

Весь день ушел на подготовку оружия к эксплуатации (очистка его от масла, набивка магазинов патронами, подгонка ремней и т. д.). Надо было видеть, как преобразились ребята, получившие «стволы». Вот она, наглядная иллюстрация старой истины: война — тысячелетняя суть настоящего мужчины. Выходит, сегодня здесь мы занимаемся тем, чем мужчина занимался сотни тысяч лет, — отстаиваем с оружием в руках правое дело. Образ жизни, который мужчина ведет несколько последних столетий, не соответствует его определенному свыше назначению. Бой, поход, засада, трофеи — это естественно, это зов генов, это возвращение к началу, это умножение энергии. Копание в бумажках, маета в городском транспорте, хождение с авоськой по магазинам, говорильня о футболе и политике — это для мужчины неестественно, это потеря энергии.