Добровольцы - [2]

— Смотри, ребята, как сядет, не высовывайся зря, авось отсюда успеем их достать! А то, как заметит нас — и машину спалит, и бумаги, если есть какие, уничтожит!

В это время аэроплан, точно вымерив циркулем, плавно опустился посередине поля. Двое вышедших из него людей стали возиться около самолета. Они постоянно нагибались и сверкали какими-то инструментами в руках. Выстрелы могли свободно достать их, но вражеских разведчиков хотелось взять живыми. Пробираясь ползком по земле, тихо-тихо, один за другим, двигались наши по опушке.

II

Васейка третье лето «пастушил» в Сугровах. Был он из дальней губернии родом, нелюбимым сыном у мачехи. Смышленый и бойкий на слово, не раз ночевал в холодных сенях за непокорство. Отец, уже старик, торговал щетиной и был нелюбим людьми за скрытный нрав и скупость. Женясь второй раз на молодой, он не рад и сам был жене своей. Толстая да бранливая, смирила крутого старика до того, что тот без ее совета шагу не делал. А уж Васейке и подавно надо было бы смиряться да угождать богоданной матушке. Но не лежало у него к ней сердце с той поры, как ударила она скалкой его младшую сестренку. И себя драть не давал тоже. Бывало, два дня просидит без хлеба, а в избу нейдет. Так и жили до того дня, как отец, по советам женушки, не отдал его в подпаски, на первый раз в соседнюю волость. А как увидел Васейка, что ему в родной избе места не хватило, насушил себе сухариков, сплел новые лаптушки и подался через поля и холмы туда, где узенькой ленточкой пробегала железная дорога. Там целую долгую зиму нянчил детей у болезненной сторожихи при маленьком полустанке, изредка получая гривенники от редких пассажиров за подмогу. Там же научился читать по истрепанному букварю и уже к концу зимы читал слеповатому сторожу выброшенные из окон пролетавших поездов газеты. Из гривенников выросло у него целых три рубля. А как только солнышко обогрело его плечи, выглядывавшие из прохудившегося зипуна, он с толпой переселенцев переехал в другую губернию.

Сойдя с поезда, храбро зашагал он по шоссе в неизвестность. В Сугровах как раз в это время нужны были работники: от какой-то болезни умерли оба подпаска — братья-сироты, и пастух Пантелей только руками разводил. Стадо большое, почитай, триста голов, как с ним без толкового подпаска управиться? Вот и подвернулся парнишка в добрый час: сговорились за сорок рублей в лето, и скоро вся деревня уж знала рожок Васейки. А зимой лед возили в город, ближе-то к городу речки не было: глядь, на второе лето уж и капитал у Васейки — в полтораста рублей. У бобылки Авдотьи сторговали избу, написал к отцу в деревню, тетку старую вызвал: стал Васейка сам-большой, сам-маленький. В две зимы всю школу прошел; четыре правила арифметики за пустяк считать стал. Дал ему учитель мудреную книжку, называлась «Геометрия». И всё-то Васятка с ней возится: и в поле, и дома ввечеру, даже спать с собой клал, никак не мог одолеть мудреных замыслов, а и бросать не хотелось, больно занятно было.

Как-то раз летом сын священника, в столице, вишь, выучился, гуляя по прохладе утречком, увидел диковинную картинку: на черной меже расчерчены были треугольники да круги, а пастушонок спал, уткнувшись носом в «Геометрию». Залюбопытствовал «ученый», разбудил Васейку, стал расспрашивать, и скоро стали они друзьями. Узнал Васейка от него много: У как по тем мудреным выкладкам люди додумались до разных чудес; как в больших городах без учености шагу не сделаешь; будто теперь уж и цена-то людям только в том, что они сами сделать умеют. Запали в душу Васейки те слова: вспомнил он, как сам себя устроил, никого не прося о помощи, и решил, что неправду сказал ему сын священника: люди-то, хоть и живут ученостью, только и без нее он не пропадет. А науку всю узнает. Тоже ведь было время, когда он и азы за великую мудрость почитал, а теперь и вспомнить смешно. Но об этом столичной «штучке» не говорил: боялся, что тот собьет его разными непонятными словами, как тогда, когда говорил, что земля к себе все вещи притягивает, оттого они и падают. Вишь, какой? А отчего ж семечко в землю-то упадет, а потом былинкой вновь наверх тянется? И выходит, что былинка-то всю землю к солнцу тянет! Вот тебе и наука!

Но не говорил этого Васейка своему ученому другу. Только часами, лежа на спине, сам обо всем раздумывал. И чуял, как в груди его растут те же силы, что и в былинке, и тянет его от земли какая-то радость. «Расту, — думает Васейка, — а потом, как вырасту, опять в землю уйду, должно, как и былинка, семечком, и опять землю за собой вверх тащить буду».

III

Однажды в июле, в полдень, когда коровы, ошалев от зноя, забрались по брюхо в воду и стояли там, неподвижные и ленивые, как какие-нибудь древние животные, второй подпасок, Сема, ходивший в село за обедом, принес полон рот вестей. Говорили, что царь объявил войну немцам, — парни уже гуляют с гармониками, справляя проводы. И когда к вечеру стадо, пыля своими тысячью ног, вошло, мыча и блея, за околицу, Васейка не узнал деревни. Перед каждой избой стояли запряженные телеги, ржали лошади, гомонил народ, отправляли в город кто сына, кто брата, кто мужа, странный то был вечер. Увидал Васейка, как жизнь, дотоле сонная и однообразная, всполошилась, закружилась, пошла колесом, как лес под бурей. Деревня не ложилась тогда долго за полночь: то скрипели колеса, то гремела гармоника. В ту ночь и Васейка решил идти на войну.